Протопоп Аввакум и начало Раскола

Паскаль Пьер

Преданные делу проповедники отправлялись в поход на Юг. В 1661 г. в Царицыне были арестованы дьякон Сильвестр, монах Иосиф и дьячок Алексей, «занимавшиеся перепиской сочинений раскольничьих и безбожных» [1128] . Недовольные, убегавшие в свободную степь от принуждения московских властей или от крепостного ига, становившегося все более тяжелым, охотно воспринимали пропаганду, враждебную церковным властям.

Таким образом, в то время как в городах противники никоновских новшеств избегали порывать с церковью, поскольку их вера была как-то терпима, в отдаленных областях было много людей, предпочитавших скорее удалиться в пустыни, чем иметь хоть что-нибудь общее с иерархией, предавшейся антихристу. В 1663 г. уже наметились главные очаги сопротивления: Поморье, тяготевшее к Соловкам; Заволжье со своим духов ным центром Керженцем и, наконец, Москва, где благонамеренные люди продолжали ожидать более деятельного пастыря, чем Потемкин, и менее усталого проповедника, чем Неронов; в сущности, ждали апостола!

1128

ДАИ. I V. С. 243. № 99.

V

Аввакум в Устюге: Феодор, юродивый Христа ради

В Тобольске Аввакум уже не нашел бедного Федора, который приветствовал его при отъезде: исцелившись от беса, он умер, прожив как настоящий христианин еще три года со своей женой и детьми [1129] . И вместе с тем там, наверное, было еще

много прежних его духовных детей, тут же пришедших облобызать ему руку. Он снова мог – и с каким удовлетворением, и с какой кротостью – выполнять свою пастырскую обязанность: руководить душами. Так он провел часть зимы в Тобольске. Анна Калмычка, узнав о скором приезде протопопа, мучилась упреками совести; с разрешения Елеазара она поспешно укрылась в монастыре. Вскоре она явилась со своими двумя маленькими детьми к Аввакуму с повинной, плача и бия себя в грудь. Но внешне он был неумолим и осыпал ее бранью. Бес ее мучил по-прежнему. Однажды, когда она присутствовала на обедне, совершаемой Аввакумом, она стала испускать дикие крики, подобные крикам животных. Это произошло, как обычно, в самый торжественный момент, во время выхода со Святыми Дарами. Аввакум прервал Херувимскую песнь и с крестом, взятым с престола в руке, приказал бесу: «Полно, бес, мучить ее! Бог простит ей в сей век и будущий». Получив, таким образом, прощение, она обрела здоровье и окончательно привязалась к своему спасителю [1130] .

1129

Житие. Л. 277 об.

1130

Там же. Л. 282–282 об.

Однако, чтобы использовать санный путь вплоть до Москвы – путь самый прямой и самый быстрый, – надо было отправиться в дорогу до конца зимы. Аввакум должен был покинуть Тобольск вскоре после Рождества. Он отправился в путь со своей семьей и Анной Калмычкой. Протопоп со своей женой снова увидели места, которые они проезжали немногим больше десяти лет тому назад в качестве изгнанников, под конвоем. Теперь же они были свободны и нравственно возвысились благодаря превзойденным испытаниям.

Мир на Урале еще не был восстановлен. Великий поход полковника Вилима Францбекова и Василия Бланка с их рейтарами и солдатами, обученными на польский манер, в то время только подготовлялся в Тобольске. А пока что башкиры и татары осаждали или поджигали монастыри, укрепленные посты и города: Покровское, Киргинскую слободу, Невьянск, уничтожали поселенцев и вообще избивали всех беззащитных русских, которых они только встречали. Небольшой отряд вздохнул свободно только под прикрытием стен и башен Верхотурья. Воевода Иван Камынин, увидя его, не скрыл своего изумления. «Христос пронес меня и его Пресвятая Матерь меня соблюла», – ответил протопоп. Камынин был его другом [1131] .

1131

Житие. Л. 238.

В Устюге остановились снова. Это был город одновременно ремесленный и торговый и с интенсивной религиозной жизнью, где было около 30 деревянных церквей, группировавшихся вокруг Успенского собора, перестроенного в каменный, но очень пострадавшего от страшного пожара, бывшего 28 апреля 1649 г. [1132] Подобно другим городам, Устюг пережил религиозный подъем середины века: в 1648 г. купец Никола Ревякин построил там большую церковь Вознесения с шестью приделами и пятиярусным иконостасом [1133] . В монастыре св. Архангела Михаила можно было видеть, как вырастали на глазах одна за другой две каменные церкви: церковь Введения Пресвятой Богородицы, воздвигнутая в 1651–1653 гг., и собор св. Михаила Архангела, построенный несколько позднее [1134] . В 1656 г. церковь XV века во имя св. Иоанна, юродивого Христа ради, была перестроена в каменную, двухэтажную [1135] . Религиозный подъем, связанный со строительством церквей, не угасал. В 1663 г. в начале навигации из Ярославля прибыло 28 каменщиков для постройки еще более великолепного храма. Средства были собраны по подписке: воевода Петр Потоцкий, очень культурный поляк, подписался на 70 серебряных рублей, а его дьяк Сахаров – на 10 серебряных и 100 медных рублей; стоимость последних была в то время много меньше, так как это было в самый разгар инфляции. Почтенный протопоп Владимир и его сын, дьякон Василий, подписались на 50 серебряных рублей. Строительство развернулось вовсю [1136] . Новый собор должен был быть освящен во имя покровителя города св. Прокопия, юродивого Христа ради. В Устюге все время являлось множество святых: свв. Симон, Филипп, Леонид – все они, основавшие скиты, были прославлены вскоре после своей смерти, совсем недавно, именно в 1607, 1620 и 1654 годах [1137] .

1132

Степановский. Вологодская старина. С. 152; Шляпин. Житие праведного Прокопия Устюжского чудотворца. С. 65. Ги Миеж, секретарь английского посла Карлейля, прибывшего из Архангельска в Москву в 1663 г., сказал: «Устюг – самый прекрасный город, который мы видели в продолжение нашего пути» (Донесение трех послов. С. 32).

1133

Известия имп. Археологической комиссии. 1917. Т. 64. С. 5–6.

1134

Там же. С. 17–18.

1135

Там же. С. 9.

1136

РИБ. XII. Стб. 232–233, 370, 373–383, 391. Собор был закончен только в 1686 г. (РИБ. XIV. Стб. 978). Относительно Потоцкого см.: Древности. Труды имп. Московского Археологического общества. 1916. XXV. С. 192 и след.

1137

Степановский. Вологодская старина. С. 269–270; Строев. Списки иерархов. Стб. 782, 784, 777.

В этом городе в силу традиций, оставленных Прокопием и Иоанном, особенно сильно звучали слова 1-й главы Послания к Коринфянам: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым». «Немудрое Божие премудрее человеков», «Мы безумны Христа ради», «Мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» [1138] . Еще во времена Ярослава дошедшие до Киева жития св. Симеона Емесского и св. Андрея Цареградского положили начало особого рода подвижничеству, осуществляемому под видом кажущегося безумия, и души, охваченные жаждой абсолютного подвига в самоуничижении, обеспечили в Московии этому подвижничеству невиданный ни в Сирии, ни в Греции подъем.

1138

1 Кор. 3: 18; 1: 25; 4: 10; 4: 13.

Юродивый того времени, преемник Николы Салоса, был героическим христианином, не только отказывавшимся, как и многие другие христиане, от всех внешних благ: богатства, домашнего очага, семьи, чистоты тела и даже наинужнейшего, как, например, одежды и зимой – обуви, но отказавшимся также и от некоторых духовных благ: общепринятых моральных норм и даже здравого смысла. Просить милостыню, жить в грязи, терпеть невыносимые боли во всех членах тела – всего этого ему было мало: он предавался

поступкам смешным, позорным, порой даже смущавшим самое религиозное чувство – все это для того, чтобы вызвать против себя возмущение, презрение и даже побои. Но дойдя, благодаря этим духовным мерам, до полного внутреннего опустошения, он раскрывался одному только Богу. Юродивый читал в людских душах, читал в будущем, он парил выше всех человеческих интересов, уйдя из общества – он снова возвращался в него, чтобы поучать. Одни его отталкивали, другие – и они были в большинстве – почитали его. В его слезах угадывали бедствия; в его загадочных словах находили угрозы, советы; в тяжелые моменты верили только ему. Он бичевал без боязни власть имущих, он упрекал Иоанна Грозного за пролитую кровь, Бориса Годунова – за убийство царевича, и виновные склоняли перед ним голову. На юродивого Христа ради ни один насильник не посмел бы поднять руки. Чем больше власть государства давила народ, чем больше церковная власть подчинялась этой власти, тем более дело защитника угнетенных переходило к юродивым. В XVII веке юродивых было множество; они встречались в городах, деревнях, окружали царя Алексея, патриарха Никона. Не все походили на тот идеальный тип, который описан здесь: шарлатаны, умея избегать всех тяжестей, вытекающих из этого положения, могли извлечь из этого образа жизни выгоды; настоящие умалишенные могли быть приняты за юродивых Христа ради. Кроме того, настоящие юродивые Христа ради могли до известной степени выродиться либо в умалишенных, либо в шарлатанов.

Все эти разновидности юродивости, очевидно, существовали и в те времена, и впоследствии. Но юродство Христа ради является существенным видом религиозного служения русского народа, и в дальнейшем оно заняло свое место в истории старообрядчества [1139] .

Аввакум заметил в Устюге одного из таких юродивых по имени Федор. Верный традиции, он бродил по городам босой, в рубахе, страдая летом от ожогов солнца, зимой от обморожения. Когда он возвращался в свой чуланчик, пристроенный к церкви, его несгибающиеся ноги стучали по полу, как палки; они причиняли ему жгучую боль; а на следующее утро – всего этого как и не бывало. В продолжение уже пяти лет вел он подобную жизнь. Он привязался к случайно приехавшему протопопу и стал относиться к нему как к своему духовному руководителю. Однажды Аввакум, заметив у него Псалтырь нового издания, упрекнул его за это. Конечно, Федор не крестился тремя перстами, но его религиозные познания этим и ограничивались, и он не мог понимать разницы между старыми и новыми книгами. Аввакум подробно объяснил ему все зло никоновских изданий и был при этом так красноречив, что Федор схватил свою Псалтырь и бросил ее в печь [1140] . Эта твердая вера, этот героизм простого человека глубоко тронули протопопа, перед ним он признал себя слабым, слишком осторожным, чрезмерно рассудительным. В лице Федора он приобрел одновременно и духовного сына, и критика, вместе и ученика, и наставника. Когда отряд покинул Устюг, состав его пополнился еще одним лицом. То был Федор, юродивый Христа ради.

1139

Кузнецов. Юродство и столпничество. СПб., 1913, с библиографией, между прочим, очень недостаточной в отношении как истории, так и психологии. См. статьи: Gillet (Irenicon. 1927. 25 april. P. 14–19), Беленсона (Путь. 1927. Август. С. 89), Hilpisch (Zeitschrift f"ur Askese und Mystik. 1931. VI. P. 121–131).

1140

Житие. Л. 254–254 об. Относительно его происхождения см.: Там же. Редакция В. Л. 54–54 об.

Глава X

Между возвращением и ссылкой (начало февраля – 29 августа 1664)

I

Аввакум и его сношения с царем, Пашковым и близкими

Как были приняты в Москве высланные, Аввакум повествует об этом сам: «Яко ангела Божия, приняша мя государь и бояря, – все мне ради» [1141] . И все же, это возвращение, после одиннадцати истекших лет было овеяно грустью: Стефан – духовник царя – умер, Неронов словно отсутствовал душой и вообще стал холодней и равнодушнее. Братство было рассеяно, большинство его членов исчезло, Евфимий и другой брат его умерли от моровой язвы, так же как их семьи и множество родных и друзей. Аввакум, возможно, временно приютил свою семью у одного из двух оставшихся в живых своих братьев, у Герасима – священника церкви св. Димитрия Солунского у Тверской заставы [1142] . Затем он посетил единственного своего покровителя, который еще оставался на месте, Федора Ртищева.

1141

Житие. Л. 238 об.

1142

Об этом упомянул И. Е. Забелин: Забелин. Материалы для истории, археологии и статистики г. Москвы. I. Стб. 449 (в 1656–1669 гг.). Ср.: Материалы. I. С. 369 (в 1666 г.).

Федор в ту пору был осыпан милостями: он в 1652 году был пожалован окольничим за то, что получил от Сапеги признание за московским государем титула царя Малыя и Белыя Руси, ему было поручено заведывание несколькими приказами, а именно: Литовским, Дворцовым судным и Приказом Большого дворца. Он даже стоял во главе царской канцелярии, до ее превращения в независимый приказ. Однако он терпел и личные неудачи, и даже публичные оскорбления. Его печи для обжигания извести в Путивле и Олешне были уничтожены гетманом Выгодским с крымцами и окрестными жителями. Во время июльского восстания 1662 года беднота обвиняла его в том, что он сделал жизнь невозможной из-за дороговизны хлеба и соли, а также из-за обесценения медных денег. Говорили, что он действует на руку полякам, и он чуть не подвергся самосуду [1143] . Он был загружен всякого рода работой, но ничего не утратил из своей прежней горячей приверженности к духовным и умственным запросам; он по-прежнему относится с большой любовью и вниманием и к людям, и к идеям. Днем, как пишет его биограф, он выполнял свои обязанности, а ночи, невзирая на потребность в отдыхе, проводил в обществе людей праведных и искушенных в знании Священного Писания. Иногда он почтительно беседовал с ними до утра, с тем чтобы с наступлением дня снова возвращаться к своим служебным обязанностям [1144] .

1143

Козловский. Ф. М. Ртищев. С. 118 и след.; Форстен. Сношения Швеции и России // ЖМНП. 1898. Май. С. 89, прим.

1144

Древняя российская вивлиофика. 2-е изд. Т. XVIII. С. 401–402.

Еще большей заслугой Ртищева было то, что он не отказывался ни от одной из своих прежних привязанностей. Он часто пытался побудить Никона изменить свой образ действия, невзирая на то, что тот его резко отталкивал; Ртищев оставался верен Никону даже в постигшей его немилости. Он заверял Никона в своем постоянном добром расположении, посылал к нему своего двоюродного брата Федора Соковнина и даже соглашался передавать послания Никона царю [1145] . Когда Аввакум явился к Ртищеву в его хоромы, тот бросился к нему навстречу, упал к его ногам, испрашивая благословение, затем увлек Аввакума в свою горницу, откуда не выпускал его в течение трех суток [1146] . Им было что рассказать друг другу; нужно было обсудить столько важных вопросов.

1145

Гиббенет. II. С. 89 (письмо Никона Ртищеву, конец 1663 г.).

1146

Житие. Л. 238 об.