Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
Какая была бы одержана победа, если бы удалось сломить его сопротивление! И какое облегчение было бы для царя, если бы его политика и его чувства могли действовать заодно! Закованный в цепи, без света, в тюрьме, воздух которой был отравлен, ибо его никогда не выпускали, Аввакум не имел даже нравственного покоя. 12 сентября некий дьякон, вдовец, бывший пушкарь, по имени Василий Васильев пришел его увещевать с тетрадями, полными богословских текстов [1401] . После этого Аввакуму предоставили несколько недель передышки.
1401
РИБ. Т. 39. Cтб. 709.
Столь желанные приглашенные, святейшие вселенские патриархи Антиохийский Макарий и Александрийский Паисий были на пути в Москву. Приняты они были торжественно; состоялось это в пятницу 2 ноября, в этот день шел снег и было ветрено. 5 ноября они тайно совещались с царем с 5 ч. до 10 ч. вечера; тогда-то, очевидно, и был установлен порядок работы собора. 7 ноября начинались совещания с русскими иерархами [1402] . Немедленно перед архиереями предстал поп Лазарь, который, будучи только недавно привезен из Пустозерска [1403] ,
1402
Дневальные записки Приказа тайных дел. С. 230–231; Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. II. С. 327–333.
1403
31 августа Лазарь уезжает из Ижемской слободы на Печоре (Материалы. I. С. 439). Чтобы приехать оттуда в Москву, требовалось около двух месяцев. Федор говорит, что Лазарь должен был первым предстать перед патриархами (Материалы. VI. С. 243).
1404
Материалы. VI. С. 243–245. Лазарь не говорит об этом (Материалы. IV. С. 264), но он еще раз предложил суд Божий в своей челобитной царю, написанной из Пустозерска в 1668 году (Там же. С. 236).
Подготовительные совещания следовали одно за другим. Новый собор открылся 1 декабря судом над Никоном: 12 декабря приговор о низложении был прочтен бывшему патриарху его прежним любимцем Иларионом Рязанским. Теперь предстояло перевести осужденного в назначенное ему место покаяния, очень бедный монастырь Вологодской области, именно Ферапонтов монастырь. Туда он прибыл только 21 декабря. Все это дело, впрочем, не обошлось и без споров [1405] .
Ввиду того, что собор 1666 года одобрил реформы Никона, восточным патриархам, логически рассуждая, оставалось только утвердить приговор 1660 года, исполнение которого не было осуществлено из-за колебаний царя, и затем избрать нового патриарха. Однако сочли нужным снова начать весь процесс, добавив к прежним жалобам новые, которые сводились к следующему: Никон неправильно критиковал царскую власть, он написал, что митрополит Филипп был замучен царем Иоанном, назвал Уложение безбожным, жаловался, что царь Алексей назначает епископов, созывает соборы и судит духовных лиц, негодовал, что иерархи и монастыри должны доставлять государству людей, деньги и зерно, выразил свое мнение, что царь угнетает и разоряет народ.
1405
Дневальные записки Приказа тайных дел. С. 232–233; Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. II. С. 333–352.
Осуждение Никона означало и осуждение его великой идеи: господства патриаршества над государством, его абсолютной власти в делах религиозных и его права наблюдать за гражданскими делами. Это осуждение подтверждалось и осуждением епископов, которые утверждали тот же принцип, независимо от Никона, основываясь на словах Иоанна Златоуста, что «священство выше всего, как дух выше тела». Эти епископы были Павел и Иларион: из-за своих заблуждений «никонианских и папистских» они были отлучены и с них не спускали глаз. Собор, правда, определил, что каждая из двух властей была верховной в своей области, но Лигарид и два патриарха столько раз утверждали во время прений, что ослушание царю наказуемо анафемой, что царь – святой, что царь – Бог, что это определение в действительности означало не что иное, как то, что «гражданская власть превыше всего» [1406] .
1406
Каптерев (Там же. С. 209–255) излагает ход прений на соборе, согласно Паисию Лигариду (ГИМ. Синодальное греческое собр. № 469). Ему принадлежит заслуга первым указать на эту сторону деятельности собора, дотоле почти неизвестную. Павел и Иларион были помилованы 8 февраля.
Ревнители благочестия хотели поднять достоинство священства настолько высоко, чтобы оно распространяло свое духовное влияние и на гражданскую власть; Никон же извратил эту мысль, облекши ее в материальную оболочку; из-за этого оказывалось, что священство бессильно, как только оно покидало свою узкую область, притом еще слишком слабо очерченную и могущую быть произвольно суженной гражданской властью; гражданская же власть отныне находилась вне поля религии. Неважно было, что было упразднено государственное управление церковным имуществом и что архиереи были освобождены от своих гражданских дьяков; это была смехотворная цена, которую государство платило за свое освобождение от церковной опеки [1407] .
1407
Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. II. С. 449–451; Деяния собора 1667 г. Л. 20, 39, 78 об. – 79.
Споры заняли январь месяц вплоть до 25-го числа. В четверг 31 января, собор избрал патриархом всея Руси Иоасафа [1408] , бывшего архимандрита владимирского Рождественского монастыря, в данный момент возглавлявшего Троице-Сергиев монастырь, нигде ничем себя не проявившего; его посвящение задержалось из-за болезни Паисия Александрийского до 10 февраля [1409] . Затем собор разрешил разные вопросы, как перекрещивание католиков, которое было категорически воспрещено [1410] , а после этого наступили праздничные дни Пасхи, выпавшей на 7 апреля. И только потом перешли к обсуждению старой веры.
1408
Дневальные записки Приказа тайных дел. С. 235.
1409
Выходы государей, царей и великих князей. С. 473.
1410
Деяния собора 1667 г. Л. 67–74 (заседание 15 марта).
20 апреля Никанор, который, наконец,
1411
Он выехал из Соловков вместе с Варфоломеем 18 февраля.
1412
Материалы. III. С. 199–201.
1413
Там же. С. 201–203. Согласно Румянцеву (Румянцев. Никита Константинов Добрынин. С. 209), с Никиты не было снято запрещение; Румянцев приводит много доказательств искренности его покаяния (с. 211–230).
1414
Материалы. I. С. 240–243.
Чтобы покорить Аввакума, пустили в ход всяческие способы нажима. 4 декабря игумен Парфений лишил его в течение трех дней его скудного пайка и перевел его в ледяную темницу. Его и без того уже суровый режим сделался еще более суровым. Келарь Никодим, который до сего времени был с ним довольно мягок, стал, без сомнения получив на то приказ, напротив – жесток: все отдушины были наглухо закрыты лубьем и законопачены, и протопоп испытал весь ужас погибнуть от удушья. И только Иван Камынин, прежний воевода Верхотурья, вернувшийся теперь на Русь и живший в своих владениях, пришел навестить своего старого друга; увидев все, он чрезвычайно разгневался и своими руками сорвал со слухового окна все, что мешало проникновению воздуха. Этим он прекратил мучения протопопа. Так как он был вкладчиком монастыря, то с его волей пришлось посчитаться. Однако когда в честь Великого дня Пасхи Аввакум попросил позволения подышать воздухом и посидеть у порога, то келарь ему и в этой милости отказал. На этот раз он был чудесным образом отомщен. На следующий же день Никодим смертельно заболел; ночью в видении Аввакум поставил его на ноги; во вторник же утром он, действительно, выздоровел. Никодим пришел поблагодарить его и благодарил без конца, несмотря на то, что Аввакум говорил, что он не при чем. Никодим просил у него прощения, просил взять его под свое руководство: «Как мне жить теперь во Христе?» Аввакум посоветовал ему не покидать официальной церкви, ни даже своей службы келаря, но хранить втайне старое благочестие.
После этого не могло быть и речи о суровом режиме для него. Все монастырские жители искали благословения человека Божия. Стража его превратилась в его соучастников. Когда приходили его навещать, то стража делала вид, что она ничего не знает. Пришли повидать его и его дети. Федор, юродивый Христа ради, приходил к нему за советами. В момент отъезда Аввакума на Мезень Федор был принят Морозовой в ее хоромах, но он вовсе не пожелал жить взаперти; он чувствовал после решения собора 1666 года, что его преследуют по двум линиям: как сторонника старой веры и как юродивого. Он ведь был уже однажды арестован, послан на покаяние в Рязань, изведал хлесткий кнут Илариона. Ему удалось убежать чудом, но перед ним теперь вставал вопрос: надо ли продолжать юродствовать, ходить в одной рубашке или же, может быть, начать одеваться, как все люди? Аввакум приказал ему одеваться обычным образом и скрываться [1415] .
1415
Житие. Редакция В. Л. 51; Житие. 249 об. – 252 об.
Мучения, которым предавали Аввакума, как было ясно, не достигали никакого успеха; тогда перешли к увещаниям. 30 апреля Аввакум снова увидел вдового дьякона, но этот странный посланник оказался пьян и хотел его убить. 30 апреля Аввакум был привезен в Москву [1416] и оставлен сидеть на цепи в подворье монастыря св. Пафнутия Боровского [1417] . Много раз совершал он путь через весь Китай-город с Посольской улицы в Чудов монастырь. 3 мая, по приказу царя, накануне уехавшего в Коломенское, архимандриты Иоаким и Сергий увещевали его снова и старались соблазнить его: все было безрезультатно! Что могли сделать эти новоиспеченные архимандриты, первый от Чудова монастыря, второй от Ярославского Спасского монастыря, первый – бывший военный, скорее слепо преданный порядку и дисциплине, чем вере и милосердию, второй же – своего рода ренегат, еще в прошлом году бывший в прекрасных отношениях с дьяконом Федором! 11 мая по приказу царя и патриархов последовали со стороны тех же лиц те же самые увещания [1418] . Хорошо было бы, прежде чем подтвердить приговор против старой веры, объявить о подчинении Аввакума! Но свидание было бурным: Аввакум не уступал. «Грызлися, что собаки, со мною власти», – писал он потом. Но надо было переходить к другим вопросам: 13 мая собор снова повторил анафему упорствующим. Затем он уточнил даже то, что только подразумевалось в 1666 году [1419] , а именно что осуждение касалось не только неповиновения, но и старых обрядов как таковых, названных еретическими. Теперь не было больше спасения, невозможны были никакие прения: были определены две церкви, одна бесспорно ложная, другая истинная.
1416
РИБ. Т. 39. Стб. 709.
1417
Житие. Л. 255.
1418
РИБ. Т. 39. Стб. 709.
1419
Каптерев (Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. II. С. 390–392) преувеличивает разницу между деяниями 2 июля 1666 года и 13 мая 1667 года, говоря, что первый собор не осуждал древние обряды, но только тех, которые называли новые обряды еретическими. В 1666 году, так же как и в 1667 году, обязывали раскаявшихся не только допускать троеперстие, но и самим знаменовать себя троеперстно, то же в отношении предписаний трегубить аллилуию и т. д. Исключение, касающееся молитвы Исусовой, только подтверждает это правило.