Проверка на твердость
Шрифт:
— Андреас спит?
Преллер поднял голову и посмотрел в сторону кровати старшего по комнате: во время ночного отдыха курить в комнате не разрешалось.
В полумраке он не мог рассмотреть лица Андреаса и поэтому наклонился чуть ближе к нему. То, что он увидел, перехватило ему горло, и он не мог произнести ни слова.
— Ну? — спросил Эгон Шорнбергер с сигаретой в зубах. — Что там?
— Слушайте… — Бруно Преллер замялся, прежде чем сказать, что он увидел. — Ребята, посмотрите-ка, он плачет! Святая матерь божья, настоящие слезы!
Андреас Юнгман вновь закрыл глаза, как при глубоком сне. Он повернулся
— Не выдумывай! — сказал Эгон Шорнбергер и закурил у окна сигарету. — Единственный, кто здесь имеет основания завыть, — это я.
Стены из стекла и холода
ЭГОН ШОРНБЕРГЕР
Светлый «вартбург» мчался в ночи. Движение на автостраде было незначительное. Эгону Шорнбергеру не было необходимости часто переключать дальний свет. Спидометр стоял постоянно на 120 километрах. Матовый свет от приборной доски позволял разглядеть лицо водителя, сосредоточенно склонившегося за рулем. Нежное пожатие руки сидящей рядом с ним девушки и ее головка, склонившаяся ему на плечо, не отвлекали его. На заднем сиденье тихо хихикала другая девушка. Она старалась отвести руки сидящего рядом с нею длинноволосого парня, пытавшегося посадить ее себе на колени.
Танцевальная музыка, лившаяся из радиоприемника, заглушая все дорожные звуки, оборвалась. Началась передача последних известий. Где-то офицерские путчи, землетрясения, успешный запуск спутников.
— Хорошо? — прошептала блондинка рядом с Шорнбергером.
— Восхитительно, — подтвердил он и улыбнулся.
Пожатия нежной ручки стали сильнее. Стрелка спидометра медленно поползла вниз: 110, 100, 90. Девушка на заднем сиденье дышала тяжело, открытым ртом. Она уже сидела на коленях длинноволосого, вцепившись в его ноги. «В Катании, на острове Сицилия, фашистские элементы напали на местное бюро Итальянской коммунистической партии и подожгли его. Повсюду в республике трудящиеся…» — доносился голос диктора из автомобильного приемника.
— Осторожно! — воскликнула блондинка.
Шорнбергер тотчас же крепко сжал руль и надавил на тормоз. Пара с заднего сиденья скользнула вперед. Крик девушки потонул в визге тормозов.
Когда дальний свет охватил разделенную полосой зеленых насаждений автостраду, удивленный водитель на мгновение растерялся. Две крупные домашние свиньи здесь, на автостраде?! Невероятно! Это, очевидно, галлюцинации, он плохо спал в последнюю ночь… Но там, впереди, были действительно свиньи. «Черт бы их побрал! Стой! Может быть, вправо?.. Влево?.. Все!» Бампер автомашины ударил обоих четвероногих, бросил их на капот. Пассажиры услышали звон стекла и треск костей. Затем их охватило большое горячее облако.
В 0.23 спасательная служба в С. была извещена дорожным мастером автострады о том, что на 172-м километре произошла катастрофа. В 0.27 к месту происшествия выехала оперативная группа окружной полиции. «Скорая помощь» прибыла почти одновременно с ней. Фары грузовика освещали место катастрофы. На проезжей части — следы крови и куски мяса. На бетоне был хорошо заметен тормозной след «вартбурга», который после столкновения с выбежавшими на дорогу свиньями, перевернувшись несколько раз, разбитый, лежал на картофельном поле. В стороне на покрывале виднелись два неподвижных тела.
Водитель грузовика первым увидел катастрофу. Он оповестил дорожного
Люди в белых халатах не теряли ни секунды. Каждое движение их было отработано. Через несколько минут санитарная машина с включенной мигалкой умчалась.
Полицейский из дорожной инспекции взглянул на документы пострадавших. По радио он сообщил своему начальству: «Владелец машины — профессор Иоахим Шорнбергер, Эльзенау, 12. Машина полностью разбита». Профессор доктор Шорнбергер был в это время на слете архитекторов в Магдебурге, а его жена находилась на излечении в Карловых Варах. Их единственный сын с приятелем и двумя девицами хотел провести уик-энд на даче профессора.
Сейчас он в полной тишине медленно плыл под большим черным парусом. Ему казалось, что прошла вечность, прежде чем он начал различать отдаленный звук отбойного молотка. Постепенно шум все увеличивался, приближался. Грохот нарастал, становился резче, пронзительнее. Сталь ударяла о камень. Эгон Шорнбергер не хотел приближаться к этому призрачному стаккато. Он пытался обороняться, напрягал всю свою волю против этих звуков. Но они становились все сильнее. Затем он почувствовал боль, безжалостную боль в ногах, в груди, в голове. Боль вырвала его из забытья и тьмы в дневной свет белой комнаты. Он увидел около себя двух человек, которые как будто ожидали чего-то. Мужчина, худой, бородатый, как христианский мученик, был не старше тридцати лет. Женщина, стоявшая рядом с ним, была одета в халат медицинской сестры и по возрасту могла быть его матерью.
— Ну, спортсмен, наконец-то мы вновь на этом свете, — промолвил бородач, который тоже был в белом халате. Он улыбнулся и кивнул сестре: — Теперь ему кое-что нужно сделать.
Сестра взяла в руки шприц. Эгон Шорнбергер едва почувствовал укол в руку. Боль сразу стала глуше и терпимее. Он попытался заговорить, но язык не слушался его.
«Машина… — думал он. — Что с машиной? И мои ноги… Что с ними? „Вартбург“ не прошел еще и трех тысяч километров. Я не чувствую ни ступней, ни колен. Только боль внизу. Мать и отец экономили четыре года, собирая на машину. Рука… Я не могу и рукой пошевелить…»
— Не беспокойся, — сказал врач и ободряюще потрепал его по щеке. — Пройдет несколько недель, и ты забудешь все боли и огорчения. Даю тебе честное слово.
— Это… это не… — Челюсти Эгона Шорнбергера сжало, как железными клещами. Он покачал головой, давая понять, что его волнуют другие вопросы, которые так же важны, как и вопросы о его состоянии.
Врач, казалось, догадался по сомкнутым губам пациента, что он хотел сказать.
— Твои друзья, не правда ли? — Он успокаивающе подмигнул: — Мы всех их поставим на ноги. Всех троих. И я думаю, совсем быстро. А теперь тебе нужно заснуть. Это сейчас, пожалуй, будет лучше всего!