Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере
Шрифт:
Большие северные монастыри – Соловецкий, Холмогорский, Пертоминский уже в ближайшие месяцы после исчезновения Северного фронта превратились в концентрационные лагеря для пленных солдат и офицеров белой армии, где уже в 1921 г. находились тысячи заключенных [945] . Арестованные военные и чиновники из Северной области содержались также в тюрьмах Петрозаводска и Вологды, в Бутырской тюрьме, в Покровском и Ивановском лагерях особого назначения в Москве. В свою очередь, на Север, как и во времена царской ссылки, стали направляться политически «неблагонадежные элементы» из других регионов страны: пленные солдаты деникинской и врангелевской армий, красные дезертиры из Москвы и южных губерний, участники студенческих выступлений и восставшие против большевистской власти весной 1921 г. кронштадтские матросы [946] .
945
ОДСПИ ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 71. Л. 99–100 (акт обследования Холмогорского лагеря комиссией Архгубревтрибунала, 12 июля 1921 г.); Поморский мемориал: Книга Памяти жертв политических репрессий / Ред. – сост. В.Т. Белов. Архангельск, 1999. Т. 1. С. 11; Павлов Д.Б. Соловецкие лагеря особого назначения ОГПУ. 1923–1933 // Репрессированная интеллигенция. 1917–1934 гг.: Сборник статей / Ред. Д.Б. Павлов. М., 2010. С. 329–331. На Соловках с мая 1920 г. по апрель 1921 г. действовал концентрационный лагерь губернского подчинения; летом 1923 г. там был открыт лагерь принудительных работ особого назначения, подчиненный ГПУ. В ведении ВЧК-ГПУ находились и другие лагеря в Архангельской губернии, в отличие от большинства лагерей в стране, подчиненных Главному управлению принудительных работ. См.: Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923–1960: Справочник. М., 1998. С. 12.
946
См.,
Если до революции «политические» арестанты нередко пользовались более уважительным отношением, то теперь белые пленники стали объектом особого насилия. Арестованных офицеров и представителей элиты направляли на работы, которые имели показательную цель публично унизить бывших членов привилегированного общества. Они вручную чистили отхожие места, пилили бревна, нередко под издевательства и плевки красноармейцев и толпы. В Архангельске весной 1920 г. пленные должны были вскрывать на окраине города могилы с останками большевиков, казненных белыми и интервентами, для перезахоронения их в сквере у набережной Архангельска, где потом был поставлен памятник жертвам интервенции [947] . Условия содержания белых узников поражали даже архангельских советских руководителей. Например, в Архангельском лагере в морозном декабре 1920 г. белые офицеры были одеты в разорванное в клочья нижнее белье и лапти на босу ногу. Половина не имели даже шинелей. Озлобленные и истощенные люди, в грязи и вшах, толпились вокруг железных печек и были готовы растерзать друг друга за крошку хлеба [948] . Попытки заключенных улучшить свое положение встречали жестокий отпор. Так, в апреле 1921 г. были расстреляны 70 заключенных Петроминского лагеря за требование увеличить выдачу продовольствия [949] .
947
Данилов И. Воспоминания о моей подневольной службе у большевиков. С. 79; Соколов Б. Падение Северной Области. С. 85; Fraser E. The House by the Dvina. Р. 261.
948
ОДСПИ ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 80. Л. 6 об. (политическая сводка по укрепрайону, 16 декабря 1920-го – 1 января 1921 г.).
949
Там же. Д. 341. Л. 137–137 об. (постановление коллегии тройки, 29 апреля 1921 г.).
Террор был неоправданно жесток, тем более что многие бывшие сотрудники белых не хотели ничего больше, чем прекращения теперь уже, казалось, бессмысленной борьбы с большевиками, и демонстрировали горячее стремление приспособиться к новой власти. Со своей стороны, советские учреждения и армия, несмотря на разгул репрессий со стороны трибуналов и ЧК, в первое время особенно остро нуждались в содействии белых специалистов. Начальники большевистских контор и ведомств, не имея под рукой политически надежных кадров, порой охотно принимали к себе белых чиновников и офицеров. На советской службе оказывались даже целые белые учреждения. Так, белая милиция в уездах почти целиком добровольно перешла на службу к красным и стала нести охрану порядка [950] . Белые чиновники, некоторые из которых успели отсидеть несколько недель или месяцев в тюрьме, затем поступали на службу в местные советы народного хозяйства, комиссариат внешней торговли, советские продовольственные органы [951] . Например, глава белой онежской уездной следственной комиссии Николай Стратилатов в сентябре 1920 г. уже работал заведующим информационным отделом Архгубпродкоммуны. Руководитель блока Национального возрождения в Архангельской городской думе Мечислав Рупинский весной 1921 г. служил секретарем в Архангельском губернском отделе юстиции [952] . И даже оставшийся в Архангельске член Северного правительства Н.В. Мефодиев, проведя несколько месяцев в заключении, вернулся к своей врачебной практике в городе [953] . К осени 1920 г. некоторые бывшие служащие белой милиции, военные чиновники и земские деятели уже состояли членами РКП(б) [954] .
950
Там же. Д. 55. Л. 15 об. (доклад Р. Пластининой 2-й Архангельской губернской конференции РКП(б), 22–25 июня 1920 г.).
951
См., например: ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 66. Л. 141 об., 151, 158 (журналы комитета по делам беженцев в Северной области, 22 октября, 2 и 10 ноября 1920 г., сообщения бежавших из Советской России).
952
АРУ ФСБ АО. Д. П-17987. Л. 92 (следственное дело Н.И. Стратилатова, 1920 г.); Д. П-18553. Л. 2 (следственное дело М.И. Рупинского).
953
ГААО. Ф. 50. Оп. 5. Д. 329. Л. 327–329 (протокол допроса Мефодиева следователем секретного оперативного отдела Архгубчека, 28 октября 1920 г.).
954
ОДСПИ ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 122. Л. 27, 57, 58 об., 60, 75 (протокол заседания губернской комиссии по проведению единого партийного билета членов РКП(б), 19 ноября 1920 г., и списки исключенных из РКП(б) во время перерегистрации в Архангельской губернии, сентябрь 1920 – сентябрь 1921 г.).
Белые офицеры, освободившись из-под ареста, поступали на работу в штаб Беломорского военного округа и гражданские учреждения губернии. Так, бывший командир роты национального ополчения Николай Чудинов, отсидев 6 месяцев по распоряжению опять оказавшегося на Севере уполномоченного ВЧК М. Кедрова, устроился на административную должность и к началу 1921 г. числился кандидатом в члены РКП(б) [955] . Сергей Старков, делопроизводитель школы прапорщиков при Миллере, стал командиром роты в Красной армии [956] . Полярный исследователь Б.А. Вилькицкий, оказавшийся в начале 1920-х гг. в Архангельске проездом по делам советской северной морской экспедиции, вспоминал о своей случайной встрече в единственном городском ресторане с несколькими бывшими белыми офицерами. За бутылкой вина те воодушевленно рассказывали ему, что после первых трудностей «все пристроились и живут прилично» [957] . Не видя за собой особой вины, даже некоторые эвакуированные в Норвегию белые офицеры и чиновники начали возвращаться домой к своим семьям, с трудом добиваясь пропусков в Архангельск [958] .
955
ОДСПИ ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 74. Л. 34–34 об., 41 (заявление Н.Н. Чудинова в президиум ячейки РКП(б) при штабе Беломорского военного округа, 7 марта 1921 г., и ходатайство служащих контрольной палаты об освобождении ревизора Чудинова, 10 февраля 1921 г.); Д. 95. Л. 23 (протокол совещания Архангельской губчека, 27 августа 1920 г.).
956
АРУ ФСБ АО. Д. 18021. Л. 53 об. – 54 (материалы допроса С.М. Старкова, июль 1920 г.).
957
Вилькицкий Б. Когда, как и кому я служил под большевиками. Воспоминания белогвардейского контр-адмирала. Архангельск, 2001. С. 32.
958
См.: АРУ ФСБ АО. Д. П-18126 (дело по обвинению в бегстве за границу со штабом генерала Миллера В. Саханского, Н. Сташевского и М. Васильева).
Загладить прежние «ошибки» стремились и архангельские крестьяне, массово «раскаивавшиеся» в содействии белым. Солдаты, служившие по мобилизации в белой армии, после месячного отпуска возвращались в ряды красных войск. Местные жители порой сами арестовывали «буржуев» и «контрреволюционеров» как «врагов революции» и «виновников» Гражданской войны, быстро усваивая большевистский дискурс для обеспечения собственной безопасности [959] .
Однако надежды населения на возвращение к нормальной жизни снова не оправдались. Вместо ожидаемого восстановления экономики весной 1920 г. жители губернии увидели небывалый рост цен и еще б'oльшую продовольственную нужду. Большевистские власти не были склонны считаться с экономическими особенностями Русского Севера, быстро распространив на новые территории практику продовольственной разверстки. В результате голод на Севере оказался настолько острым, что в Мурманском крае летом 1920 г. из-за недостатка питания продолжала свирепствовать цинга – явление, прежде наблюдавшееся только в зимние и весенние месяцы [960] . Во второй половине 1920 г., реагируя на массовое изъятие продовольствия, крестьяне начали нападать на исполкомы и продовольственные отряды. На Печоре кампания по заготовке мяса оленей
959
Борьба… на Мурмане. Док. 356; Соколов Б. Падение Северной Области. С. 78–79. Похожие попытки показать лояльность режиму демонстрировали крестьяне Вятской губернии после падения правительства Прикомуча, см.: Retish A. Russia’s Peasants in Revolution and Civil War. Р. 192.
960
ОДСПИ ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 103. Л. 69–72 (телеграмма секретаря Мурманского уездкома Гамаженко в губкомпартии, 2 августа 1920 г.).
961
ОДСПИ ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 78. Л. 100–101, 113 (протоколы заседаний Печорского уездкома РКП, август – октябрь 1920 г.); Д. 80. Л. 6 (политическая сводка по Северному укрепрайону, 16 декабря 1920-го – 1 января 1921 г.); Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 1. Док. 202, 206, 231, 298.
Голод и массовое насилие, которые принесла с собой новая власть, дали почву для слухов, что сложившееся положение не может продлиться долго и что поражение белых армий – не окончательное. Секретные сводки ВЧК отмечали появившиеся среди крестьян разговоры, что Мурманск уже занят союзниками, а в Архангельске с часу на час ждут переворота. Архангельские рабочие ожидали новой союзной высадки с открытием навигации [962] . Уверенность в скором падении советской власти была настолько велика, что, например, в январе 1921 г. в селе Кольве Печорского уезда опоздание почты на двое суток было воспринято как свидетельство смены режима. Поэтому со здания волостного кооператива был спущен красный флаг, а население сдало все советские денежные знаки в кооператив под лозунгом: «Придут белые, и эти деньги не будут иметь хождение». Даже информация о появлении на Севере иностранных торговых концессий трактовалось как то, что «в Архангельск прибыли отряды белых англичан и вся губерния сдалась без боя» [963] .
962
ОДСПИ ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 108. Л. 135а (доклад Политбюро при Холмуездмилиции, с 15 по 31 августа 1920 г.); Д. 96. Л. 21 (доклад начальника оперативного отдела ЧК Архангельского порта Прохорова, по 15 февраля 1921 г.).
963
Там же. Д. 74. Л. 11 (выписка из информационной сводки Печорского Политбюро, 16–31 января 1921 г.).
Сопротивление реквизициям и слухи о скором приходе белых, в свою очередь, усиливали убеждение большевистских руководителей, что противник не исчез и что враг находится буквально везде [964] . Уезды бомбардировали Архангельск сообщениями, что население настроено «в полном смысле недоброжелательно». С мест жаловались, что часто даже невозможно вычленить «контрреволюционные элементы», так как в целом ряде волостей, особенно там, где действовали белые партизанские отряды, «все население причастно к расстрелам красных» [965] . Представления о том, что советская власть располагается островками во враждебном море «отсталого», «темного» и по-прежнему симпатизирующего белым населения, провоцировались новыми репрессиями, которые непрерывными волнами ходили по Северу после падения белого правительства.
964
Фраза «враг – везде» принадлежит секретарю Азербайджанской коммунистической партии Али Гейдар Караеву, произнесшему ее 9 марта 1920 г. В этой формуле Й. Баберовски видит лейтмотив позднейшего Большого террора. См.: Baberowski J. Der Find ist "uberall: Stalinismus im Kaukasus. M"unchen, 2003. S. 11. См. также: Baberowski, J. Der rote Terror: Die Geschichte des Stalinismus. M"unchen, 2003.
965
ОДСПИ ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 104. Л. 154 (разговор по прямому проводу председателя Архгубревкома С. Попова с председателем Печорского ревкома Гагариным, не позднее 11 мая 1920 г.); Л. 113 (доклад Тюгина о работе Печорской организации на заседании президиума Губкома, 24 августа 1920 г.); Д. 88. Л. 1 (информбюллетень губкома, с 14 по 21 сентября 1920 г.).
Причинами арестов, которые мелкой гребенкой продолжали прочесывать население Севера, могли являться материалы белой прессы, где упоминались имена бывших белых военных и чиновников, земцев и кооператоров, а также попавшие в руки ЧК архивы белых учреждений. Судя по следственным делам ЧК, основанием для преследований порой являлись «сигналы снизу» [966] . Например, красноармеец И. Белолобов, вернувшийся в июле 1920 г. домой в деревню Перхачевскую Лисестровской волости, настрочил донос на односельчанина Гордея Мосеева, председателя сельсовета и кандидата в члены РКП(б). В прошлом Мосеев возглавлял волостную земскую управу и организовал крестьянский отряд в момент белого переворота. Белолобов был поражен, что «такой самый вредный элемент для советской власти находится на воле и замазывает свою противную морду», и просил принять «ответствующие меры» [967] . Мосеев был арестован и вскоре расстрелян. Три других красноармейца требовали арестовать земских руководителей Ростовской волости Шенкурского уезда. Один из них возмущенно писал, что земский председатель Алексей Сакин лишил семьи красноармейцев белого «продовольственного пайка, пособий, меня и мою семью вычеркнув из членов нашего общества» [968] . Земцами немедленно занялась ЧК.
966
Практика доносительства и «сигналы снизу» сыграли впоследствии важную роль также в период репрессий 1930-х гг. См.: Fitzpatrick S. Signals from Below: Soviet Letters of Denunciation in the 1930s // The Journal of Modern History. 1996. Vol. 68. № 4. P. 831–866.
967
АРУ ФСБ АО. Д. П-16049. Л. 1–1 об., 37–38 (следственное дело Г.Т. Мосеева). Фамилия красноармейца изменена по просьбе сотрудников архива в связи с правилом защиты свидетелей.
968
АРУ ФСБ АО. Д. П-18044. Л. 127 (следственное дело А.И. Суслонова и А.К. Сакина, заявление красноармейца 54-й дивизии, 17 марта 1920 г.). Подобные случаи арестов по доносу см. также: АРУ ФСБ АО. Д. 1007. Л. 16–16 об., 52 (дело В.Н. Куникова и Н.А. Тарасова).
Газетная заметка или личное заявление нередко были достаточным основанием для вынесения смертного приговора. Допросы самих обвиняемых были поверхностны и порой вообще считались излишними. Как просил уездный представитель губчека, направивший в Архангельск десятерых крестьян – участников Церковнического белого партизанского отряда, «нажмите все силы на них, потому что не показывают то что надо». Со своей стороны, он замечал, что «раз такие преступники, с ними не стоит долго говорить» [969] .
969
Там же. Д. П-17950. Л. 8 (дело членов Церковнического партизанского отряда, сообщение уездного сотрудника в Архгубчека, 31 марта 1920 г.).
В заключение нередко попадали люди, уже отбывшие наказание за сотрудничество с белыми и успевшие увериться в том, что худшее позади. Так, отработав свой срок в лагерях принудительных работ, Чудинов и Мефодиев вскоре после освобождения вновь оказались под арестом. Арестован был и заведующий отделом губпродкоммуны бывший белый судья Н.И. Стратилатов, также уже отбывший наказание. Находясь за решеткой, он возмущенно писал в высшие инстанции, что ни одна власть не может наказывать дважды за одно и то же преступление. Однако его повторный арест закончился расстрелом [970] . Вернувшиеся из Норвегии эвакуированные белые чиновники, заявлявшие о готовности служить стране и власти в качестве специалистов, были схвачены прямо на корабле и вскоре расстреляны по обвинению в «бегстве за границу со штабом генерала Миллера» [971] . И даже те, кто, подобно руководителю Шенкурских партизан Максиму Ракитину, согласился в обмен на обещание жизни и свободы открыто признать борьбу за белых «роковой и горькой ошибкой» и призвать бывшихсторонников последовать своему примеру, не избежали расстрела [972] .
970
Там же. Д. П-17987 (следственное дело Н.И. Стратилатова).
971
Там же. Д. П-18126 (дело по обвинению в бегстве за границу со штабом генерала Миллера В. Саханского, Н. Сташевского и М. Васильева).
972
Там же. Д. П-17697 (следственное дело Ракитина, 1919–1920 г.).