Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере

Новикова Людмила Геннадьевна

Таким образом, несмотря на вывод из Северной области последних союзных войск в сентябре – октябре 1919 г., белому командованию удалось быстро компенсировать некоторое ослабление фронта и даже значительно увеличить размеры армии за счет внутренних мобилизаций и военнопленных. Общая численность белых войск в последние полгода существования Северной области увеличилась вдвое и превысила 54 тыс. человек [871] . Размеры армии в отношении к количеству жителей края на Севере сравнялись с масштабами мобилизации в годы Первой мировой войны и превосходили мобилизационные усилия большевиков и других белых режимов.

871

ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 4. Л. 23 (письмо Жилинского Городецкому, 11 февраля 1925 г.); Корнатовский Н.А. Северная контрреволюция. С. 95.

Однако чем быстрее росла северная армия, тем труднее становилось белому правительству ее обслуживать и содержать. В значительной мере трудности снабжения армии были связаны с прекращением союзных поставок. Еще накануне эвакуации союзники перестали поставлять на Север продовольствие, предметы первой необходимости и вооружение. Более того, полагая, что белым одним долго не продержаться, союзное командование вывезло или уничтожило значительную часть уже находившихся на Севере запасов. Продукты и оружие часто топились в реке прямо на глазах у белых солдат. Только в Мурманском крае, который, как предполагалось, мог продержаться

дольше, союзники оставили шестимесячный запас снабжения [872] . Ожидая со дня на день падения Архангельска, союзные власти не спешили передавать белому командованию и находившиеся в их пользовании русские ледоколы. И даже имевшиеся на Севере суда часто нельзя было задействовать для организации снабжения, так как для них не было угля [873] .

872

British Documents on Foreign Affairs. Part II. Series A. Vol. 1. Doc. 110/U. Р. 467–468; Documents on British Foreign Policy. 1^st series. Vol. 3. Doc. 411; Интервенция и северная контрреволюция. С. 100, 107–108, 111, 114–116; К истории интервенции на Севере. С. 134.

873

См. переписку Миллера и командующего северной флотилией Л.Л. Иванова, август 1919 – январь 1920 г.: ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 55. Л. 107, 149–150; Д. 56. Л. 19–20; Д. 65. Л. 24, 67; Д. 77. Л. 43; Интервенция и северная контрреволюция. С. 100, 103, 111, 113; Интервенция на Севере в документах. С. 41, 81–82; Северный фронт. Док. 56.

Осенью 1919 г. перед северным руководством вновь остро встала продовольственная проблема. Чтобы снабдить население области хлебом, в августе – сентябре 1919 г. из Архангельска в Сибирь направилась беспрецедентная морская торговая экспедиция под руководством известного полярного исследователя Б.А. Вилькицкого, прошедшая вдоль Северного морского пути к устью Оби. Однако из-за трудных погодных условий и политического хаоса в Сибири оттуда удалось получить лишь груз, равный пяти процентам годовой потребности Архангельской губернии в хлебе [874] . Помимо этого, белые власти, не имевшие валютных запасов для закупок продовольствия за рубежом, с большим трудом смогли договориться о покупке в кредит крупной партии муки в Америке. Однако эти поставки обеспечивали жителей области только по «голодной» норме и только до весны [875] . Тем временем успешное осеннее наступление распространило контроль Архангельска на новые территории с голодающим населением, которое необходимо было кормить [876] .

874

ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 24. Л. 7–11 (доклад председателя комиссии по организации экспедиции Л.Л. Иванова, 7 августа 1919 г.); Использование интервентами Северного морского пути (1918–1919 гг.) / Сост. Т. Шепелева // Красный архив. 1941. Т. 1 (104). С. 151–198; Smele J. Civil War in Siberia. P. 426–431. О Вилькицком см.: Евгенов Н.И., Купецкий В.Н. Русский полярный исследователь Б.А. Вилькицкий // Летопись Севера. М., 1964. Т. 4. С. 223–228.

875

См. телеграфную переписку русского посла в США Б.А. Бахметьева и Миллера, ноябрь 1919-го – январь 1920 г.: ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 65. Л. 15, 16, 40, 63–64.

876

О голоде на захваченных территориях см.: ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 23. Л. 7 (телеграмма Мурузи Миллеру, 30 сентября 1919 г.).

Осенью 1919 г. белое правительство вынуждено было сократить норму выдачи хлеба. В Архангельске она уменьшилась в среднем с 20 до 15 фунтов в месяц, а в некоторых сельских районах не превышала пяти фунтов [877] . Тем временем запустение промыслов не позволяло населению пополнять рацион местными продуктами. Продовольственная нужда заставила правительство даже пойти на такую крайне непопулярную меру, как сокращение армейского пайка. Солдаты в письмах домой жаловались, что «то, что раньше давали сверх пайка, дают вместо пайка» и что даже в новый год солдат кормили гнилой рыбой [878] . Продовольственный кризис имел ощутимые политические последствия. Британский офицер связи, находившийся в Архангельске, доносил в Лондон в январе 1920 г., что теперь «многие солдаты говорят, что еда у большевиков не намного хуже, чем у них» [879] . Отмечая недостаток продовольствия, обмундирования и вооружения, генерал Миллер телеграфировал русским послам в Париже и Лондоне, что, если ситуация с поставками не изменится, скоро армия «сама начнет разбегаться по домам, потому что ее перестанут кормить и одевать» [880] .

877

ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 101. Л. 18 об. (протокол заседания Губернского земского совещания от 5 февраля 1920 г.); British Documents on Foreign Affairs. Part II. Series A. Vol. 2. Doc. 159. Р. 144.

878

РГВА. Ф. 39451. Оп. 1. Д. 12. Л. 7 (телеграмма офицера для поручений при штабе Регокана командиру Архангелогородского стрелкового полка, 9 января 1920 г.); ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 23. Л. 143–143 об. (выдержки из солдатских писем, просмотренных военной цензурой, 25 января 1920 г.).

879

British Documents on Foreign Affairs. Part II. Series A. Vol. 2. Doc. 158. Р. 143. См. также: ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 4. Л. 23 об. (письмо Жилинского Городецкому, 11 февраля 1925 г.).

880

ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 82. Л. 22–23 (телеграмма Миллера С.Д. Сазонову и Е.В. Саблину, 23 января 1920 г.).

К концу 1919 г. в Северной области обострилась нехватка всех продуктов питания, одежды, фуража. Это толкало военные власти на все более широкие реквизиции. В ноябре был издан приказ, который обязал крестьян сообщить сведения о имевшихся в хозяйстве полушубках для реквизиции их по твердым ценам для нужд армии. Появились запреты на вывоз сена, мяса и других продуктов из прифронтовых районов. Кроме того, из-за крайней нужды местные военачальники нередко пренебрегали установленными правилами и широко конфисковали крестьянское имущество без оплаты и даже без каких-либо расписок [881] . Постоянные ревизиции не только вызывали возмущение населения, но и влияли на настроение фронта. Солдаты жаловались, что, пока они воюют, правительство обирает их хозяйства [882] .

881

ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 23. Л. 109 об. (сводка военно-регистрационной службы при штабе главнокомандующего, с 1 по 15 января 1920 г.); Минц И.И. Английская интервенция и северная контрреволюция. С. 231.

882

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 105. Л. 42–44 (протокол допроса военным контролем арестованного солдата 4-го полка Г. Лукина, январь 1920 г.).

Непомерно

выросшая армия легла тяжелым грузом на население области, несшее повинности для нужд фронта. Наиболее обременительными для деревни были постоянные конские мобилизации и гужевая повинность. Так как в области не было железных дорог, проходивших параллельно фронту, значительная часть перевозок приходилась на крестьянские подводы. Возчики проделывали путь в десятки и сотни километров, надолго покидая свои хозяйства. Лошади массово гибли от перенапряжения и бескормицы. Однако плату, выдаваемую за извоз и реквизированных лошадей, быстро съедала инфляция. В результате резкого сокращения поголовья скота, например, в Холмогорском уезде к началу 1920 г. осталась лишь пятая часть имевшихся до войны лошадей. Но, как отмечали свидетели, крестьяне часто не жалели о реквизированных и павших животных, поскольку это освобождало их от гужевых перевозок [883] .

883

ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 101. Л. 10–10 об. (доклад представителя Холмогорского уезда Попова Губернскому земскому совещанию, 4 февраля 1920 г.).

Быстрый рост армии сказался также на положении городов. Массовая мобилизация рабочих и служащих в войска привела к увеличению рабочего дня на заводах для оставшихся рабочих. Нормой стали сверхурочные работы. Дополнительное рабочее время на казенных предприятиях уже не оплачивалось, как прежде, в полуторном размере из-за недостатка средств в областной казне. И даже после долгого рабочего дня горожане должны были нести бесплатную охранную службу в рядах ополчения [884] . Северяне, существовавшие на полуголодном пайке, не могли даже докупить себе продовольствие на свободном рынке, так как цены достигли астрономических размеров. Кругом ходили слухи, что хлеба в области хватит только до весны, и это еще более усиливало недовольство. По сообщению агентов белой контрразведки, в январе 1920 г. рабочие архангельских заводов говорили между собой, что «большевики и не пойдут сюда: зачем они будут класть людей; они нас голодом заморят» [885] . А Архангельский совет профсоюзов все более открыто заявлял о том, что положение может изменить лишь «по возможности скорое завершение гражданской войны», намекая на перемирие с большевиками [886] .

884

ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 29. Л. 387–388 (доклад управляющего Отделом труда Цапенко ВПСО, 27 ноября 1919 г.); Зеленов Н.П. Трагедия Северной области. С. 35–36.

885

ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 23. Л. 130–130 об. (сводка по Архангельскому военно-контрольному району по 20 января 1920 г.); Л. 107 (сводка военно-регистрационной службы при штабе главнокомандующего, 1 по 15 января 1920 г.).

886

Минц И.И. Английская интервенция и северная контрреволюция. С. 249.

Находясь в Северной области как в осажденной крепости, даже региональная торгово-промышленная элита должна была в последние месяцы 1919 г. туже затянуть пояса. Чтобы достать валюту для закупок снабжения за рубежом, в августе 1919 г. Миллер жесткими мерами попытался принудить торговцев сдать в казну полностью всю валюту, полученную от экспорта. В обмен власти предлагали обесцененные русские рубли по завышенному курсу, что фактически грозило банкротством архангельским торговым кругам. Чтобы обеспечить исполнение приказа, «должникам» было запрещено покидать Северную область под угрозой конфискации имущества. В октябре 1919 г. наказание за уклонение от уплаты было увеличено до 4–6 лет каторжных работ с конфискацией денежных вкладов и собственности [887] . Теперь скамья подсудимых грозила виднейшим представителям местных торговых кругов. Например, в декабре северное руководство пыталось добиться выдачи как уголовного преступника предпринимателя И.И. Данишевского, находившегося в тот момент в США в качестве официального представителя Областного комитета продовольствия для организации продовольственных поставок в Архангельск [888] .

887

Приказ Миллера, 20 августа 1919 г. // За Россию. Газета Северной Области. 1919. 25 авг.; ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 25. Л. 137 (постановление ВПСО, 28 августа 1919 г.); Ф. 19. Оп. 1. Д. 1. Л. 40 (приказ Миллера, 29 октября 1919 г.).

888

См. телеграфную переписку Е.К. Миллера и посла в США Б.А. Бахметьева, декабрь 1919-го – февраль 1920 г.: ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 55. Л. 76; Д. 65. Л. 54, 62, 72, 73. О командировке Данишевского см.: ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 79. Л. 51–51 об. (письмо Миллера Бахметьеву, 19 сентября 1919 г.).

Валютные средства, полученные от экспортеров, едва ли могли разрешить финансовый кризис в Северной области. Однако нажим на торговцев испортил отношения белой власти с региональными кругами. Торгово-промышленная элита громко протестовала против «большевистских приемов», применяемых белым руководством, и возводила на него вину за развал хозяйства, за экономическое запустение и нарушение «коренных интересов» Севера [889] . Но протесты не нашли понимания у правительственных чиновников, обвинявших торгово-промышленников в отсутствии патриотизма и защите своих «шкурных интересов» [890] . С осени 1919 г. наиболее дальновидные и обеспеченные представители архангельской элиты, не видя возможности продолжать свою деятельность на Севере, потянулись за рубеж. В частности, Данишевский решил не возвращаться в Архангельск и предпочел добровольное изгнание северной каторге. Другие местные активисты отошли от политики. Многие теперь сомневались, действительно ли настолько ужасна жизнь под властью большевиков, что ст'oит и дальше терпеть все те беды, которые принесла с собой война.

889

ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 23. Л. 67–72 об. (объяснительная записка торгово-промышленного класса г. Архангельска, 19 декабря 1919 г.); Ф. 16. Оп. 1. Д. 36. Л. 56–56 об. (доклад управляющего Отделом торговли Н.И. Каменецкого ВПСО, 28 января 1920 г.).

890

ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 23. Л. 122–129 (записка директора государственного банка А.А. Репмана Миллеру, 17 января 1920 г.). В феврале 1920 г. Репман возглавил Отдел торговли, промышленности и финансов ВПСО.

В итоге к концу 1919 г. беспрецедентный рост белой армии до предела выжал ресурсы Северной области. Напряжение населения было таково, что, по свидетельству очевидцев, для обслуживания транспорта гражданские власти, за неимением трудоспособных мужчин, поголовно служивших в армии, привлекали женщин, даже находившихся на последних месяцах беременности. Как отмечал в январе 1920 г. командующий Мурманским фронтом генерал В.С. Скобельцын: «…мы взяли от населения все, что оно могло дать. Все, что еще не в рядах войск, то на работе в земских и городских учреждениях или обслуживает те же войска, неся службы на железной дороге» [891] . Больше мобилизовывать было некого и нечего.

891

ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 23. Л. 117–118 об. (письмо командующего Мурманским фронтом Скобельцына Миллеру, 1 января 1920 г.); Д. 4. Л. 23 об. (письмо Жилинского Городецкому, 11 февраля 1925 г.).