Прыжок леопарда 2
Шрифт:
У фасадной стены старинного дома стоял небольшой грузовик. Стоял прямо на тротуаре, чуть ниже распахнутых окон. Двое веселых парней что-то бросали в кузов.
– Заберите у него сумку, - издали крикнула Анна, - он очень боится ее потерять!
Один из парней засмеялся и вытер вспотевший лоб. Другой выпрыгнул из окна, подбежал и поцеловал ее в щеку.
– Не желаете пива?
– спросил он у Жорки.
– Я много наслышан о вас.
– Как о любителе пива?
– с горечью пошутил Жорка.
– Не обижайтесь.
–
Бутылка открылась легко. Только пиво замерзло - сплошной ледяной комок.
Невозможно нарушить законы сна: и Питер, и улица, и она - все исчезло в бледном, холодном мареве. Только эхом звучали слова: "Во сне можно любить, можно заниматься любовью, но никогда не удастся уталить жажду..."
Проклятое радио! Сигналы точного времени порвали и эту завесу, ударили по вискам. Досадуя на себя, Жорка резко поднялся с кровати, натыкаясь на стулья, пошел выключать репродуктор. Колючие крошки и мелкий мусор впивались в босые подошвы, горело нутро. А во сне он было так хорошо! Устинов хлебнул из горла, запил глотком холодного чая. Немного подумал и снова забрался под одеяло. Больше всего на свете он хотел бы вернуться в свой сон.
– Где ты, не исчезай!
– крикнул он в безумной надежде, прежде чем, провалиться в серую пустоту.
– Мальчики! Мальчики!
– запах снега, хлопок в ладоши и ее несравненный голос.
– Я с тобой, успокойся. Господи, как я хочу всегда быть с тобой!
Ах, какие холодные губы... все затмили ее глаза.
– Как это было?
– Что, милый?
– Как я... ушел: растворился, растаял, или исчез мгновенно?
– Господи, - вздохнула она, - какими мелкими глупостями забита твоя голова! У нас, между прочим, совсем мало времени, его почти не осталось. Если б ты знал, как мне сейчас больно!
– Отчего, родная моя?
– Оттого, что мы расстаемся, а тебе угрожает опасность.
– Опасность? Откуда?
– не может быть! Я всегда ее чувствую загодя.
– Опасность внутри тебя. Будь осторожней, любимый!
– Глупенькая, - он коснулся губами холодной руки, - ты сказала, что любишь меня. Разве можно со мною найти свое счастье? Мои годы прошли, я седой, опустившийся человек. А ты все такая же светлая, чистая, юная...
– Это не так, - виновато ответила Анна.
– То, что ты видишь сейчас - всего лишь мой образ. Память не преломляется, проходя через призму времени. Взгляни на меня другими глазами: представь, что мне уже сорок, даже чуть-чуть больше. У меня двое детей. Ты их, кстати, только что видел. Разведена...
– Я тоже.
Белели сугробы. По дороге катилась поземка. Ветки деревьев, покрытые инеем, склонились над газетным киоском. Они торопили разлуку.
– Вот и скажи, почему мне нельзя тебя очень любить?
– спросила она и коснулась
– Ведь ты был моим мужем в другой, очень давней, но очень счастливой жизни. Если ты скоро умрешь, мы с тобой разойдемся во времени так, что не встретимся никогда.
– Скоро утро. Мне кажется, я просыпаюсь, - сказал Устинов со страхом.
– Я уже просыпаюсь, а ты... ты напиши мне письмо. Не сюда, здесь я никто. Напиши моей матери.
Он несколько раз повторил адрес, скороговоркой, боясь не успеть. Снежная пелена пролегла между ними непроходимой стеной. В ней вязли и затухали звуки. Он успел прокричать почти все. Все, кроме номера дома.
...В квартире было уже светло. На улице кричали детишки. За стеной у соседа громко играла музыка.
Жорка лелеял в душе подробности дивного сна, и в сердце его аукалась сладкая боль. Огрызком карандаша на обложке книги он пробовал рисовать ее образ. Получалось не очень похоже. Наверное, потому, что сильно дрожали руки.
Письмо!
– осенило вдруг, - я же ее просил написать мне письмо! Пришлет, или нет? А может... уже прислала?
– нет, это невозможно!
– Жорка припомнил один непонятный казус: когда он учился в четвертом классе, на имя его деда, Георгия Романовича Устинова, поступила депеша без штемпеля на конверте и обратного адреса. Писала какая-то Анна, а дед к тому времени два года как умер. Бабушка Вера письмо никому не показывала. Сама прочитала, тихо поплакала и тайно спалила в печке.
– Старый кобель!
– с укоризной сказала она.
Жорка полез под стол и достал бутылку. Там еще было. Он щедро плеснул в стакан, повернулся к запыленному зеркалу.
– Какой человек поверит в такое?
– спросил он у отражения, - никакой не поверит. Скажет, шизофрения...
Глава 40
Бутылка на столе опустела, Жорка достал следующую, брезгливо поморщился, опорожнил стакан и "закусил" водой из-под крана. Вода отдавала хлоркой, водка - техническим спиртом. В раковине исходила вонью немытая всю неделю посуда.
– Застрелиться, что ли?
– спросил он у месяца, - все равно пропадать, найдут! Рано или поздно найдут! Ау, где ты организация? Где родная моя Контора, всевидящая, всезнающая, беспощадная? Приди и скажи, что я нужен, дай умереть за тебя!
Шла четвертая неделя запоя. Жорка сходил постепенно с ума, каждый день с ужасом ожидая наступления ночи. Он мечтал об одном: упасть и забыться - просто уснуть, как в детстве, без кошмаров и сновидений. На мокром от пота диване, маялся дотемна, с утра пил без закуски, часто, но по чуть-чуть - "разогревал организм", а потом ударными дозами надирался. Как сегодня, ближе к полуночи.