Психотерапия и процесс. Основы экзистенциально-гуманистического подхода
Шрифт:
У профессионала есть обдуманная точка зрения на область своей работы и отношения с теми, с кем он работает. Профессионал уделяет время размышлениям о смысле работы, о связанных с ней ценностях, о том, какое место эта работа занимает в обществе в целом, а также о воздействии этой работы на других людей.
Профессионал осознаёт, что собственное бытие — это основной путь, через который можно реализовать потенциал своего призвания. Настоящего профессионала отличают не знания, которыми он обладает, а то, как они интегрированы, интерпретированы и применяются.
Преданность процессу исцеления / роста
Одна из основополагающих характеристик идеального терапевта — это рождённое как из теории, так и из опыта убеждение, что внутреннему
Мы будем говорить об этой присутствующей в каждом из нас силе, позволяющей оживить собственное существование, работать с жизненными проблемами и освободиться от овеществления, много раз и по-разному. Пока же я бы хотел начать очерчивать некоторые способы выражения этой способности и те моменты, на которые терапевт может с наибольшей пользой направлять внимание.
Присутствие: сущностная часть психотерапии
Экзистенциалисты — философы и психотерапевты — часто обращаются к качеству «здесь-бытия» (dasein, дaзайн). В более повседневном смысле мы осознаём важность этой характеристики, когда говорим, что кто-то «не здесь» или что нам сложно «оставаться здесь», когда мы слышим скучное выступление. Одной из важнейших сущностных частей, определяющих связь с процессом исцеления / роста, как мне кажется, является призыв клиента к полному присутствию в работе терапевтического часа. Сейчас это может казаться само собой разумеющимся, но, смею вас уверить, это совсем не так. Сначала я предложу формальное определение присутствия, а затем попытаюсь проиллюстрировать то, насколько оно может быть ускользающим и как важна работа по его поддержанию.
Присутствие — это качество бытия в ситуации, когда некто намеревается быть настолько осознающим и настолько участвующим, насколько это возможно в данное время и в данных обстоятельствах. Присутствие воплощается через активизацию собственной внутренней (направленной на субъективные переживания) и внешней (направленной на ситуацию и других людей) чувствительности.
Очевидно, что присутствие — это нечто намного большее, чем физическое присутствие. Это полное присутствие в ситуации. Когда мой клиент Бен приходит, чтобы поговорить со мной о своей жизни, о своей тревоге и страданиях, однако начинает час со светской беседы, которая могла бы продолжаться бесконечно, он не присутствует. Когда Лоис рассказывает мне о разрушении своего брака в незаинтересованной и саркастической манере, словно пересказывая историю, чтобы меня развлечь, я чувствую, что она не присутствует по-настоящему. Присутствовать — значит быть полностью в теле, в эмоциях, в отношениях, в мыслях.
Действительно ли это так важно? Да, это важно — по двум основополагающим причинам. Во-первых, избегая присутствия, человек сопротивляется той самой задаче, ради которой он пришёл в терапию, тем самым задействуя те самые паттерны, которые не дают ему по-настоящему жить. Во-вторых, то, что происходит в течение терапевтического часа, когда кто-то один из нас с клиентом или мы оба по-настоящему не присутствуем, будет менее эффективным с точки зрения пробуждения энергий роста / исцеления в клиенте. Я вернусь к первому из этих моментов в главе об основной работе самого терапевтического процесса. Сейчас же я хочу подробнее остановиться на втором, поскольку в данный момент в фокусе нашего внимания — убеждения терапевта о фундаментальном месте процесса роста / исцеления. Для этого я введу ещё несколько понятий.
Хотя по сути присутствие — это неделимый процесс или характеристика
Доступность возникает тогда, когда некто намерен позволить происходящему в ситуации иметь для себя смысл и оказывать на себя воздействие. Это подразумевает ослабление обычных социальных защит против влияния или воздействия других. Это означает определённую степень доверия и уязвимости.
Выразительность возникает из намерения позволять себе быть узнанным другими в ситуации, сделать доступным часть содержимого субъективного осознавания без искажения или притворства. Это подразумевает определённую степень преданности и готовности прилагать усилия.
Присутствие, доступность и выразительность — это континуумы, то есть всегда вопрос степени. Они зависят от человека, от ситуации, от присутствия другого (других) и от многих других влияний.
Таким образом, можно рассматривать две стороны вопроса присутствия: сторону входа и сторону выхода. Будет ли мой клиент присутствовать здесь настолько устойчиво, что происходящее в то время, которое мы проводим вместе, сможет что-то изменить, действительно коснётся его?
К тридцати годам Бетти трижды побывала замужем — браки следовали один за другим, и она достаточно умна, чтобы понимать, что отчасти причина была в ней самой. Итак, она приходит в терапию, и первые четыре месяца рассказывает свою историю с очень настоящими слезами, болью и страхом. Затем начинается новый период, когда ей сложно найти достаточно важную тему для разговора, когда она отвлекается и раздражается. В этот период она также включает своё очарование, чтобы воздействовать на меня. Её блузы либо с глубоким вырезом, либо почти прозрачные, её брюки настолько узкие, что обтягивают нижнюю часть её тела подобно коже, она смотрит на меня с вожделением и приглашением, поверхностно рассказывая о своём бойфренде, попытках найти заслуживающего доверия парикмахера, а также о других в равной степени пустых вещах. Бетти не здесь, она не присутствует, не делает себя доступной — разве что в старом и привычном стиле, обречённом на провал.
Работа с угрозой
Что подталкивает клиента к такому бегству? Как может тот, кто обладает определённым прозрением в источник жгучей боли и подлинного страха, так откровенно придуриваться, к тому же за довольно внушительную почасовую оплату? Легко. По сути, то, что это случится, почти неизбежно и совершенно необходимо. Бетти исчерпала привычную территорию своего несчастья; чтобы двигаться дальше, ей нужно было открыть новые, неисследованные области, которые, очевидно, были единственным местом, где мог скрываться её бессознательный вклад в собственное несчастье, и она боялась это сделать. Так что страдающую-и-напуганную Бетти сменила Бетти, которая-знает-как-обходиться-с-мужчинами-и-некомфортными-ситуациями. Бетти не глупа, однако боится того, что может обнаружить в скрытых частях себя самой. Можете быть уверены: мы все это делаем. Именно поэтому мы держим эти части под замком.
Теперь немного подумайте над тем, что произошло с Бетти: прямо в этой небольшой виньетке заключена значительная часть картины происходящего в интенсивной терапии. Клиент приходит в страдании; страдание является для него привычным, с ним можно иметь дело без излишнего дискомфорта и часто с приятным ощущением облегчения — высвобождение боли обычно бывает приятным, кроме того, рядом доктор, который должен помочь. Но если история уже рассказана — что дальше? Доктор не совершает чудес, сказать больше нечего — по крайней мере такого, о чём было бы приятно говорить. Тогда клиент прибегает к своему обычному репертуару способов работы с неприятными ситуациями. Сюда может входить требовательность («Я рассказал вам, что меня беспокоит, — теперь сделайте что-нибудь, чтобы мне помочь!»), вызывание жалости к себе («Это так больно. Ведь вы можете что-то сделать! Я перепробовал всё, но ничего не помогает»), стоицизм и безразличие («Я знаю, что жизнь не бывает простой, и я не жалуюсь, но…») или соблазнительность, чтобы привлечь в свою жизнь кого-то нового и отсечь необходимость двигаться в тёмные и пугающие места (этим приёмом пользовалась Бетти).