Птицеед
Шрифт:
Не знаю никого, кто пережил контакт с личинкой, если он длится больше сорока секунд. А этого недостаточно, чтобы мозг смог осознать и систематизировать увиденное.
Восемьдесят секунд — идеально для получения информации, но эта цифра предел человеческих возможностей. Дольше не продержался никто и никогда. Во всяком случае, так утверждается в старых книгах. Именно от этих данных я и плясал, ни разу не перешагнув временную границу, завещанную нашими куда более опытными предками.
Я тоже рисковал, когда в первый раз позволил
Я надеялся, что найду Рейна, хотя бы его частичку, и тогда смогу узнать правду.
Чувствуя, что, несмотря на усталость, заснуть не получается, я откинул одеяло и вылез из кровати, словно птенец, выпадающий из гнезда.
Комнату едва заметно неприятно штормило. Паркет холодил стопы. Я постоял несколько мгновений на месте, заставляя себя не закрывать глаза, понимая, что будет хуже. Где-то в левом боку покалывало при каждом вдохе. Если хотите в двадцать девять лет ощутить себя слабым семидесятилетним стариком, то почаще общайтесь с Личинкой.
Подхватив широкое полотенце, я вышел в коридор. Элфи, кажется, уснула, из-под двери её спальни уже не горел свет. Хорошо. Ей стоило отдохнуть после сегодняшнего дня.
По лестнице я поднялся наверх, оказавшись под стеклянной крышей. Подошёл к древу и сел меж его узловатых выступающих корней. Земля казалась очень теплой, а аромат цветения к ночи становился гораздо сильнее. Утончённый и изящный запах удивительно хорошо прочищал мозги.
Корни чуть сжались, заключая меня в некое подобие большой люльки, я положил под голову свёрнутое полотенце, став смотреть на пятнышки звёзд сквозь ветви. И сам не заметил, как тревоги покинули меня… я хотя бы на какое-то время забыл о том, как был Калеви…
Проснулся я от рассеянного солнечного света. Древо наклонило ветви к «кровати», чтобы лучи не били мне в лицо.
Цветы всегда помнят того, кто их поливает. Довольно правдивая сентенция. Я забочусь о нём, а оно обо мне. Похлопав его ладонью по корню, благодаря, я встал, растирая шею после долгого пребывания в не слишком удобной позе.
И прежде, чем уйти, отдал древу долг. Под гудение шмелей полил его, набрав несколько вёдер воды, отстоявшейся в специально приготовленной для этого бочке.
Элфи уже ждала меня в кабинете. Крутила на пальце за кольцо в рукоятке маленький складной нож, который я когда-то ей подарил. На её вопросительный взгляд я ответил:
— Тебе лучше не знать.
И пошёл себе дальше, к спальне. Следовало переодеться.
— Что?! — Она конечно же выскочила за мной, клокоча от праведного возмущения. — Издеваешься?!
— Я серьёзно.
— И я серьёзно, Раус! Рассказать мне про то, что случилось на поле, и утаить причину?! Ты ведь узнал причину, да?
Я издал звук сонного тюленя, что-то
— По меньшей мере, это возмутительно!
— Здесь замешаны Светозарные, — сломался я, не продержавшись даже и минуты. Раус Люнгенкраут — человек-кремень.
Она остановилась, потрясённая:
— Вот это да!
То есть я хочу, чтобы вы понимали. «Вот это да!» звучало в её устах совершенно не так, как должно звучать, когда речь идёт о существах опасных и зловещих. О, нет. «Вот это да!» просто кричало, какое интересное приключение её ждёт.
Лично я считаю, что приключения, связанные со Светозарными, интересными быть не могут в принципе. Смертельными — легко. Проблемными — запросто. Но и только.
— Ты ведь знаешь, что я лучший специалист по Светозарным в нашей семье. Расскажи.
Я коснулся её носа, как делал, когда она была совсем малышкой и слишком уж важничала:
— Ты маленький цыплёнок в нашей семье. А есть курица. Или ворона, это куда точнее. Так что прости, если и спрашивать у кого, так только у неё. Книг, прочитанных тобой в моей библиотеке, увы, недостаточно.
— Оу… — Элфи поняла, о чём я говорю, и сникла.
Были у нас правила, которые не обсуждались и не нарушались. И девчонка знала, сколь бесполезно настаивать.
— Ладно, — тусклым голосом произнесла она, отступая. — Расскажешь после?
— Да. Когда вернусь.
Пока я переодевался, то думал о многом. Вернее, пытался думать. Часть моего сознания всё ещё была где-то там, в закончившейся жизни Калеви, и ядовито-сладкий поцелуй Осеннего Костра до сих пор обжигал мои губы.
Странное ощущение. Притягательное и в то же время невероятно отвратительное. Словно нырнул в пруд с гниющими растениями. И… этот нырок очень хотелось повторить. Проклятая Светозарная, дери её совы! Мечтаю забыть всё, что увидел.
Я тряхнул головой, прогоняя наваждение, умылся ледяной водой. Древо очень помогло, можно сказать, вылечило, и я больше не чувствовал себя старой развалиной после беспробудной пьянки.
Элфи нашлась у распахнутого окна. Она сидела на подоконнике, свесив вниз одну ногу, щёлкала ножом и изучала город. Высота для неё всегда была иллюзией, которую не стоило не только опасаться, но даже думать о ней.
— Собирайся, — сказал я. — Поедем вместе.
Она не скрыла потрясения. Её глаза расширились, и спустилась на пол Элфи с осторожностью хрупкой фарфоровой куклы.
— Но… Ты же всегда запрещал. И Рейн тоже.
— Рейна больше нет. — Мои слова прозвучали удивительно жёстко и не понравились даже мне самому. — А ты уже достаточно выросла.
— Для чего? — тихо спросила она, страшась ответа.
— Чтобы принять неприятные факты. Например, что я могу не вернуться, как не вернулся Рейн.