Птицеферма
Шрифт:
— Хорошо, — отзываюсь.
Мне не хочется разговаривать. Хочу спать. Много. Несколько дней. Не хочу думать. Не хочу никого видеть. Совсем никого. Даже Ника.
— А теперь пройдите, пожалуйста, в гинекологическое кресло.
Доктор отходит от меня, стягивая перчатки и намереваясь надеть новые.
— Нет.
Мой отказ настигает врача, когда он находится ко мне спиной.
— Что, простите? — недоуменно переспрашивает, обернувшись.
— Нет — это значит нет, — повторяю упрямо.
Возможно, будь
Кажется, он что-то читает в моем лице.
— Лейтенант, я понимаю, что вам через многое пришлось пройти, но помните, я — врач. И все, что я делаю, только в ваших интересах. Я не причиню вам боли.
Он думает, я боюсь боли.
— Нет, — повторяю. — Я отказываюсь. Если вы опасаетесь, что вас обвинят в неполном осмотре, то я полностью беру на себя ответственность и готова подписать официальный отказ.
Доктор Кливерд хмурится.
— Я напишу в своем отчете, что вам требуется консультация психотерапевта, — предупреждает.
— Пишите, — разрешаю.
Можно подумать, кто-то вернет меня на службу без тысячи и одного теста на адекватность.
— Тогда вы можете идти, — отпускает доктор. Торопливо натягиваю халат на плечи, все еще стараясь не засветить надпись на своем животе. — Зайдите ко мне, пожалуйста, через три дня. Посмотрю, как ваши синяки.
— Спасибо, — благодарю, спрыгивая на пол и принимая протянутую мне баночку с кремом. Направляюсь к двери, потом оборачиваюсь. — Вы не знаете, мы уже ушли от Пандоры?
— Конечно. В течение часа ожидается «окно» перехода. В это время вам лучше быть в своей каюте.
Конечно.
Конечно.
Конечно…
Киваю и выхожу за дверь.
А потом я сплю.
Долго.
Кажется, несколько суток.
В мою дверь периодически стучат, пытаясь принести мне поесть. Не отвечаю или прошу оставить меня в покое.
Пару раз добираюсь до ванной и пью воду прямо из-под крана. Потом снова падаю в постель. Чтобы опять ненадолго проснуться, услышав стук в дверь, и вновь уснуть.
Стук, который меня будит в очередной раз, более настойчив.
Накрываю лицо подушкой. Не хочу никого видеть. И есть не хочу. Я привыкла периодически обходиться без еды по несколько дней.
— Янтарная, это я, — раздается снаружи знакомый голос. Молчу. — Эм, у капитана «Омеги» есть доступ во все каюты. Если ты сейчас не выйдешь, он войдет сам. Мне дали одну попытку договориться, имей в виду.
Мысленно матерюсь, но поднимаюсь; заворачиваюсь в халат и бреду к двери.
Касаюсь ладонью настенной панели, и дверь ползет в сторону. Электроника — отвыкла.
— Войдет и вытащит меня за волосы? —
В отличие от меня, Ник выглядит бодрым и полным сил. Одет не в необъятный халат, а в форменный спортивный костюм, очевидно, полученный им из автомата по пошиву одежды — слишком идеально сидит, чтобы быть у кого-то одолженным. А за плечом напарника маячит плотный мужчина в фиолетовой форме. Капитан Шофф, нас знакомили.
— Лейтенант Николс, рад, что с вами все в порядке, — прохладно, но предельно вежливо отвечает тот на мое неприкрытое хамство. — Если что, я в рубке, — по-дружески хлопает Ника по плечу, что особенно резко контрастирует с тоном, с которым он разговаривал со мной.
— Хорошо, Стив, до встречи, — кивает ему напарник, и капитан «Омеги» уходит по коридору прочь.
Провожаю взглядом его широкую идеально прямую спину.
Перевожу глаза на Ника.
— Стив? — уточняю. — Старый знакомый?
— Нет, — кажется, напарник удивлен моим вопросом. — Не встречались раньше.
Верно, я и забыла. Ник легко входит в контакт с людьми, располагает к себе. Ему рады и в шумных компаниях, и в тихой приватной обстановке. Никогда не понимала, как он это делает.
— Эм, я могу войти?
Снова ухожу в свои мысли и теряю связь с реальностью.
— Входи, — пожимаю плечом и отхожу с дороги.
— Ты два дня ничего не ела.
— Не хочу.
— Янтарная, — мне не нравится тон его голоса.
— Ты мне не нянька, — напоминаю.
Плюхаюсь на кровать с ногами, прикрываюсь широкими полами халата так, что видны только босые ступни. Ник стоит, возвышаясь надо мной; приходится поднять голову, чтобы смотреть ему в лицо.
— Я твой друг, — возражает.
Усмехаюсь, качаю головой.
Друг ли? Нет, не в том смысле, что враг. Конечно не враг. Но друг, в моем понимании, не предполагает сексуальные отношения. Тот первый раз после выпускного не в счет.
Ник морщится. Как всегда, понимая, что я имею в виду, без слов.
— Ладно, я не знаю, кто я тебе. Но ты — дорогой мне человек. И мне не наплевать, что с тобой и как ты себя чувствуешь. Если надо, я буду кормить тебя с ложечки. Так что или ты одеваешься, и мы вместе идем в столовую. Или я сам иду за едой и буду кормить тебя насильно.
Смотрит прямо и серьезно, и я не сомневаюсь, что он приведет свою угрозу в исполнение.
— Ладно, не кипятись, — улыбаюсь. — Сейчас оденусь.
Но Ника не провести — он сразу видит фальшивость моей улыбки. Вздыхает, садится рядом, обнимает меня за плечи. Не дергаюсь.
— Эм, что происходит? — спрашивает прямо.
Во мне что-то сломалось, вот что.
— Чувство вины выжившего? — выдвигаю версию.
Ник усмехается.
— Дерьмово, но лечится, — крепче притягивает меня к себе. Чувствую его дыхание на своем виске.