Птицеферма
Шрифт:
Динамик оживает в тот самый момент, когда на экране появляется еще одна приближающаяся к нам точка. Пока что точка, но стремительно увеличивающаяся в размерах.
— Катер А1284…85О9852… прием! — раздается мужской голос, прерываемый помехами. — Катер А12…9852… при… ем! — и уже более четко: — Катер А1284366985О98527, прием! Капитан Валентайн, подтвердите присутствие в катере А1284366985О98527!
Дэвин за нашими спинами присвистывает:
— Капитааан.
— Капитан Николас Валентайн, с98756321458523497, подтверждаю.
—
— Эм, сейчас!
Увожу катер с линии огня буквально в последний момент.
А в следующую секунду наш преследователь вспыхивает огненным облаком.
Зажмуриваюсь, но глазам все равно больно. Если бы не защита обзорного экрана, можно было бы ослепнуть.
— Нельзя было предупредить, что ли, — бормочет Ник, тоже потирая глаза.
— Так эффектнее, — отзываюсь.
Уменьшаю уровень светопропускания экрана и теперь без помех смотрю на уничтоженный катер. Если убрать осознание того, что только что преследовавший нас летательный аппарат превратился в чью-то братскую могилу, это даже красиво.
— Капитан Валентайн, третий шлюз, — снова объявляется голос. — Готовы к приему.
— Принято, — отзывается Ник. Ловит мой пристальный взгляд. — Что? — приподнимает брови.
— Капитан? — спрашиваю. Если Дэвин озвучил свое удивление, а я промолчала, это не значит, что информация не была новой и для меня.
— Ну да, — напарник пожимает плечом. — В том году дали, — усмехается. — Могу же я хотя бы недолго побыть выше тебя по званию?
В ответ на эти слова в моей памяти что-то шевелится. В отличии от напарника, я всегда грезила повышением. Меня не волновал рост оклада или привилегии, мне просто было важно доказать самой себе, что могу, что я этого добилась, сама.
Все годы обучения я из кожи вон лезла, чтобы доказать всем и себе в первую очередь, что чего-то стою. Лучший студент каждого года обучения. Лучший выпускник Полицейской академии из своего потока. А когда мне дали лейтенанта на неделю раньше, чем напарнику, я прыгала до потолка. Это казалось таким важным, таким значимым.
А теперь Ник стал капитаном раньше меня, и мне наплевать. Ничего не чувствую.
— Эм, — окликает меня напарник, возвращая в реальность, — нас ждут в третьем шлюзе. Если хочешь, я сам заведу.
Качаю головой и выдавливаю из себя улыбку.
— Не надо, я справлюсь.
— Как скажешь, — тоже улыбается и откидывается на спинку кресла. — Полетели уже. Нас дома заждались.
Дом. Это здорово звучит: «нас заждались дома».
Вот только я больше не знаю, где мой дом.
ГЛАВА 41
В медблоке полицейского крейсера стоит концентрированный запах медикаментов. Он должен бы напоминать мне о цивилизации и о компетентной медицинской помощи, но вызывает ассоциацию лишь с комнатой отравившейся Олуши.
Передергиваю плечами.
Сижу на высокой койке, застеленной белой простыней; босые
Дверь с тихим шелестом отъезжает в сторону, впуская мужчину среднего возраста в светло-зеленом комбинезоне. В руках доктор Кливерд держит планшет, на ходу изучая в нем данные; лицо серьезное.
— Все так плохо? — спрашиваю. Не нравится мне выражение его лица.
Врач поднимает на меня глаза и тут же натягивает на лицо профессиональную улыбку; качает головой.
— Напротив, лейтенант Николс. Все лучше, чем я ожидал, — кивает на планшет, в который залиты данные, полученные после моего пребывания в скан-капсуле. — Авитаминоз, повышенные лейкоциты. Но ничего страшного. Давайте теперь проведем визуальный осмотр, и я отпущу вас отдыхать.
Мне не хочется, чтобы меня осматривали.
Доктор Кливерд снова утыкается в планшет.
— Разденьтесь пока до пояса, пожалуйста, — просит.
Кусаю губы. Все, чего мне в данный момент хочется, — это поскорее спрятаться в выделенной мне одноместной каюте и забыться сном. По времени Пандоры — сейчас глубокая ночь. Возможно, ранее утро. По корабельному времени — середина дня. Мы прибыли утром.
Вздыхаю и все же выполняю указание. Развязываю пояс халата и спускаю его с плеч до талии. Пользуясь тем, что врач не смотрит в мою сторону, обворачиваюсь рукавами так, чтобы скрыть надпись на животе.
— Готовы? — Кливерд откладывает планшет и вежливо улыбается; достает из кармана своего комбинезона перчатки. Когда взгляд доктора останавливается на мне, улыбка медленно сходит с его лица, будто кто-то плеснул в него водой, и она постепенно стекает вниз. — Хм-м, — пытается скрыть неловкость.
Бедный судовой врач привык видеть боевые ранения. Женское тело с темно-фиолетовыми отпечатками мужских пальцев на шее, груди и плечах выбивают его из колеи.
Тем не менее профессионализм берет верх.
— Выпрямитесь, пожалуйста, — подходит ближе. — Голову поднимите. Следите за моей рукой…
Выполняю просьбу. Дышу и не дышу, как велят. Даже выдерживаю, когда руки в медицинских перчатках ощупывают грудь. Нужно продержаться. Еще немного.
Когда доктор обходит меня сзади, снова повисает неловкая пауза. Полагаю, моя спина производит неизгладимое впечатление.
— К сожалению, на борту нет необходимой аппаратуры, чтобы свести шрамы, — произносит, наконец, мужчина, спокойный мир которого я только что побеспокоила. — Но рекомендую вам не затягивать и заняться этим вопросом незамедлительно по возвращению домой. Старые шрамы убрать сложнее.
Шрамы на теле — последнее, что меня волнует.
Киваю, чтобы отвязался.
— Я дам вам мазь для обработки синяков, — продолжает доктор Кливерд. — К тому времени, как вы доберетесь до Нового Рима, на вашей коже уже не останется и следа.