Птичка для дракона. Улететь и спасти(сь)
Шрифт:
Тольвейр словно бы не слышал меня. Он отвернулся, и голос его прозвучал, как рычание разозлённого хищника:
— Вы хотели сжечь Феолике из рода Ари — драконессу, с благословения Великой Матери прилетевшую сюда, даже не разобравшись, кто это! Не отправив послание Первому жрецу или мне! Я не желаю слушать оправданий, — властным жестом дракон пресёк любые попытки людей что-то объяснить. — Кто сумел обессилить Феолике? Кто привязывал её к столбу? Кто читал молитву и поджигал? Выдайте мне этих людей, и, так уж и быть, во имя Богини я не трону остальных!
Вперёд вытолкнули пятерых, и среди них
— Виноваты мы перед вами, господин дракон, и перед госпожой драконессой. Но приказ сжечь её отдавал я. Эти люди, — кивнул на остальных четверых, — только выполняли то, что я им говорил. Казните меня, не их!
— Ты умрёшь первым, — Тольвейр помедлил и усмехнулся, — а за то, что самоотверженно пытаешься взять на себя всю вину, твоя смерть будет милосердной.
Поймав мой взгляд, Гарук опустился на колени и протянул ко мне дрожащие руки:
— Госпожа драконесса! Я раскаиваюсь и прошу прощения! Всё для вас сделаю, рабом вашим стану, только спасите!
Сердце пронзила острая жалость. Я порывисто обернулась к Тольвейру, но он, хмурясь, сжал моё плечо крепкой ладонью и покачал головой:
— Феолике, это ничтожество не заслуживает твоей доброты. А прочим надлежит преподать урок, чтобы впредь не было самосуда на этой земле.
И, едва я успела прикрыть глаза рукой, чтобы не видеть ужасной расправы, как зазвучали душераздирающие крики. Если б я могла, то кинулась бы прочь, не разбирая дороги — такое смятение поднялось в душе. Но Тольвейр держал меня за плечо, не отпуская, и сожми он пальцы ещё сильнее — причинил бы мне боль…
Наконец, наступила тишина, прерываемая еле слышными всхлипами и причитаниями тех, кто остался в живых.
— Негодяи заслуженно наказаны, — всё тем же рычащим голосом проговорил Тольвейр. — А вы молитесь и радуйтесь, что я пощадил вас! Не будь здесь Феолике, сжёг бы всех без исключения! Кланяйтесь ей. Немедленно!
Сжав губы, я с неохотой смотрела на то, как люди становятся передо мной на колени, падают ниц и рассыпаются в благодарностях.
— Ну, а теперь, — убрав копья-иллюзии и позволив этим несчастным убраться прочь, Тольвейр посмотрел на меня глубокими чёрными глазами, — мы полетим туда, где я живу с позволения Богини. Удержишься ли ты на моей спине, Феолике, или сумеешь полететь сама?
Я вздохнула, подумала и решилась:
— Сама. Попробую принять драконью форму.
Глава 3
Моя драконья форма оказалась вполне симпатичной. Небольшая, изящная драконесса, не с блестящей, как у того Ассту, а матовой кожей, и Тольвейр заявил, что она была ещё и мягкой там, где её не покрывали светло-серые чешуйки. В доказательство своих слов он не раз погладил меня лапой — большой, поистине великолепный чёрный дракон, чья стать заворожила меня, ещё когда я впервые его увидела.
— Ты очень хороша, Феолике, — сказал мне Тольвейр, когда мы с ним неторопливо летели бок о бок в сгущавшемся красном тумане. Стояло раннее утро, и было прохладно. — Я рад, что ты здесь, со мной.
Я ответила
— Сюда ещё должны прилететь квизари, а с ними — твои родители. Ты же пропал и не подавал о себе вестей, — я задумалась о том, почему никто не появился до сих пор. Странно.
И Тольвейр ответил на мой невысказанный вопрос:
— Боюсь, Феолике, нам не стоит их ждать. Жрица, о которой ты слышала, устроила так, что Гиркантию отрезало от всего мира мощнейшей тёмной магией. Любой, кто попытается сесть на берег, потерпит неудачу. И хорошо, если его — или её — не отбросит далеко в море!
— Тогда как же мне удалось прорваться? — приуныв, спросила я.
— А вот это загадка, — признался Тольвейр, — может быть, всё дело в нашей любви? Я ведь звал тебя, и это могло стать лучом, пронзившим мрак…
Его слова влили в меня столько радости и бодрости, что я замахала крыльями гораздо быстрее, и Тольвейру пришлось догонять меня.
— Ты имеешь в виду… Но… У нас ведь ещё нет связующей нити!
— Уверен, скоро она появится, — и Тольвейр подмигнул мне. — Мы — истинная пара, Феолике.
Я была так счастлива, думая о нити, которая нас объединит, о любви, способной одолеть тёмную магию, что закружилась в воздухе, будто птица. Из моей груди вырвался победный, ликующий крик.
— Феолике, ты прекрасна, — посмеиваясь, Тольвейр наблюдал за мной.
— А знаешь что? — Я подлетела к нему и, слишком воодушевлённая, чтобы стесняться, прижалась к своему дракону, чувствуя тепло его сильного тела, полного энергии и огненной магии, бежавшей по жилам вместе с кровью. — Если наша любовь так сильна, может, она эту тёмную магию разрушит полностью! И всё плохое сгинет!
Тольвейр погладил меня крылом.
— Да, Феолике. Бесспорно. Впереди грандиозное будущее! Видишь, Кровавое Солнце взошло, словно благословляя нас своими лучами!
Зрелище было жутковатым, но красивым: солнце за пеленой красного тумана, поднявшееся в небеса. Я замерла, любуясь им, а затем спустилась следом за Тольвейром к дворцу, вырубленному из скал. Сразу принять человеческую форму не вышло, и я нараспев произнесла выплывшую из глубин памяти фразу: «Хагрна лехмес». Так говорили дети, тренируясь выходить из драконьего облика. Так говорила я до тех пор, пока на мою ногу не надели сдерживающий магию браслет. Как же радостно было сознавать, что всё это закончилось!
— Пойдём, — Тольвейр подал мне руку и ввёл меня в Скальный Дворец. Здесь всё казалось вычищенным до блеска, и в коридорах, освещённых факелами, нам кланялись слуги. Вскоре любимый дракон ввёл меня в комнату, где обстановка очень напоминала покои недостойной Сандрены из рода Тэрль. Только мебель была не из пайинуса, а из неведомого светлого камня, достаточно мягкого, чтобы из него можно было вырезать пару кресел и небольшой столик, но прочного. Всё устилали коврики и покрывала из шёлка и других тонких тканей. Под самым потолком располагалось круглое окошко, и сейчас в него просачивались солнечные лучи.