Птичка для дракона. Улететь и спасти(сь)
Шрифт:
Она была права — во мне ещё многое оставалось от Вильгерна. И пусть я не сомневался, что со временем всё это исчезнет, пока я не мог причинить Феолике столько боли, сколько хотел, сломать её полностью.
— Тольвейр? — робко проговорила она, стянув на груди разорванное платье.
Я постарался взять себя в руки. И взглянул на Феолике так, что она поёжилась.
— У тебя в запасе ровно сутки. Поняла?
— Поняла, — обречённо вымолвила она.
— А теперь возвращайся обратно, — и, прежде чем Феолике снова принялась бы хныкать, взывая к моей доброте и милосердию, я громко произнёс
Когда чёрная дымка рассеялась, я остался на поляне один. Опустился на голую землю и долго сидел без движения, не обращая внимания на ветер и тоскливый вой деревьев.
На душе было погано, как никогда.
Глава 10
Я вскочила, как подброшенная, и села, тяжело дыша, скомкав одеяло на груди, со страхом вглядываясь в царившую вокруг темноту. Это же моя комнатушка позади харчевни Гриндельтракса, твердила я себе, здесь нет Тольвейра, бояться нечего, всё в порядке… В Рубикальтовые леса чудовищу, созданному тёмной магией, не забраться. А значит, я находилась в безопасности.
В отличие от феи.
Вспомнив об угрозе Тольвейра, я в отчаянии стиснула голову руками. О том, чтобы убить Чистосердечную жрицу, и думать не хотелось. Но как выручить Линлейт? Неужели не могло быть, как в сказочной истории, счастливого конца, чтобы все спаслись, и только злодеи получили по заслугам?
По щекам потекли слёзы. Я очень хотела надеяться, что драконы вовремя прорвут тёмную защиту Богини и вступят в борьбу с ней и её прислужниками. Но, поскольку Тольвейр дал мне лишь сутки на убийство Дэрны, то существовала немалая вероятность того, что златокрылая фея не доживёт до победы над Ти-Аматой. А это значило, что мне придётся сделать выбор.
Либо фея, которая раскрыла мне глаза на всё происходящее и попыталась помочь, либо незнакомая жрица Дэрна. Одно из двух.
Я сидела в оцепенении до самого рассвета, вновь и вновь лихорадочно размышляя о том, что предстояло сделать. Наконец, я сбросила одеяло, оставшись в одних чулках и ночной рубашке, и спустила ноги с узкой скамьи, служившей постелью. Мне нужно было переодеться в простенькое платье из мешковины, зашнуровать башмаки на ногах и, умывшись, пройти на кухню, чтобы помочь Гринду со стряпнёй.
Пока я проводила гребнем по спутанным волосам, вспомнила, каким растерянным выглядел Тольвейр перед тем, как прогнать меня из своего сна. Несмотря на злую, тёмную сущность, дракон всё же не поступил со мной так, как хотел поступить садовник Тэрль-Сандрены. И это пробудило бы во мне надежду на счастливый конец… если б не приказ расправиться с Чистосердечной.
— Ранняя птаха! — громогласно приветствовал меня Гринд — широкоплечий, неуклюжий, как медведь, он растапливал кухонный очаг. Головой хозяин харчевни упирался чуть ли не в высоченный потолок. И рассказывал, что в предках у него были великаны, дети богов Пельтенна, а кто не верит, тот смертельно его обижает, и своей порции хомморовой настойки не получит.
Вчера я тоже попробовала эту настойку. Поперхнулась и, кашляя, под хохот Гринда и остальных лесных жителей отставила кружку подальше. Горло обожгло так, словно я наглоталась острого перца.
—
У него была своеобразная манера разговаривать рифмами. Великан казался отталкивающим со своей рыжей бородищей, тёмным лицом и грубыми руками-лопатами, но на деле это был добрейшей души человек. Пару дней тому назад Гринд заметил меня, когда я стояла, не зная, что мне делать, перед харчевней, выложенной из красных рубикальтовых брёвен, и громогласно объявил:
— Девонька, иди сюда! Ты откуда к нам пришла?
После недолгой беседы, когда я выложила историю несчастной Бьярены, великан почесал бороду, крякнул и объявил, что ему «помощница нужна». И тогда я кивнула, не сводя глаз с деревянного молоточка, который на длинном шнурке свисал у Гринда с шеи. Этим молоточком хозяин стучал по стойке, привлекая внимание расшумевшихся посетителей, если шум грозил перерасти в драку.
— В моей харчевне погромов не бывает! Боятся драться! — повторял Гриндельтракс, и я ему охотно верила — не потому, что великан казался таким грозным, а скорее по той причине, что местный народ был мирным и дружным…
— Где волшебная настойка, там отличная попойка! — бормотал себе под нос Гринд, пока я, погружённая в воспоминания о недавних днях, резала овощи. В мою голову лезли и совсем уж непрошеные воспоминания о беззаботной жизни в городке Лейта, о том, что я помогала тётушке Кьясе точно так же, как сейчас Гринду. И мои мысли были о Вильгерне, как сейчас о Тольвейре, вот только слёзы если и текли, то от радости, а не от горя, рвущего душу на части…
— Эй! Эй, девонька, ты что это? — вернул меня к реальности озабоченный голос Гринда. Я проморгалась и обнаружила, что великан возвышался надо мной, уперев могучие руки в бока, а овощи я нарезала криво и косо, в таком виде они в рагу не годились!
— Чего ревёшь-то? Может, тебе помочь чем? — Гринд даже о рифмах позабыл, и я невольно улыбнулась, вытирая лицо рукавом.
— Да нет… всё в порядке…
— Не вижу я, что ли, какой у тебя порядок! — разозлился великан. — Давай говорить по душам. Утром-то всё равно никого нет! После овощи дорежешь, а я соус сготовлю, из тебя-то стряпуха, как моя нога!
Ворчал он беззлобно, да и мне не до обид было. Вскоре передо мной стояла кружка с мутноватым чаем, и я неуверенно отхлебнула из неё. А Гринд подсел к рубикальтовому столу на таком же табурете — здесь всё было сделано из этого дерева, — и, выслушав мои лживые заверения, что я скоро приду в себя, покачал косматой головой:
— Нет, девонька! Так просто горе не проходит! Говорят, что лучше работы лекарства нет, но я вот знаю один рецепт!
— Какой же это рецепт? — спросила я, и вдруг у меня вырвалось само собой: — Может… молитва?
Гриндельтракс важно кивнул.
— Так!
— В нашем городке… в Диэра… я слышала о Чистосердечной… жрице, — запинаясь почти на каждом слове, пробормотала я. — Только… как её найти?
— А за это не боись, на Гриндельтракса положись, — подмигнул мне собеседник. — Жрицу я легко найду, и тебя к ней приведу!