Птичья гавань
Шрифт:
Выстрел раздался. Пуля оцарапала мне колено. Я невольно сделал несколько шагов вперед, чтобы поскорей удалиться от края.
— Ну, брат Гопник с бульвара, жаль что промахнулся, — сказал Кузьма, — теперь твоя очередь, становись! Обними меня прежде, мы уж не увидимся. — Они обнялись; Кузьма едва мог удержаться от смеха. — Не бойся, — прибавил он хитро, — все вздор на свете! Гопник с бульвара, запомни: натура — дура,
Кое-где приходилось вычеркивать авторские слова и отказываться от хороших мест. Пару дней я горел идеей, сидел с библиотечными книгами в кабинете информатики. А потом решил остановиться, расхотелось совершенствовать дальше. Но информатик сказал, что этого более, чем достаточно, а директриса (она тогда преподавала у нас литературу) пришла в неистовый восторг, так ей польстило, что я применил литературные тексты на ИВТ.
— Это что-то новое! — сказала она.
Реакция меня немного смутила, ведь первая версия программы была написана мной почти два года назад и имела эротический смысл.
Мне только исполнилось тринадцать, и картонные фишки с голыми женщинами я уже перерос. Случай посмотреть порнографию или хотя бы легкое эротическое видео представлялся очень редко. Негде было взять кассету из разряда «для взрослых», у отца и мачехи таких я не нашел; даже если я оставался один дома — максимум, что я мог себе позволить — эротическую сцену в обычном фильме. Прогонять ее по нескольку раз. Как правило, чуть ли не в каждом боевике или фантастике девяностых была одна постельная сцена. Но длились эти сцены недолго, секунд по двадцать— тридцать. Только настроишься, надо перематывать. Пока перемотаешь, надо заново настроиться. У меня не получалось синхронизировать руку, член и видео, войти в роль, стать персонажем, который жарит телку. Поэтому я делал так: смотрел несколько раз, а потом уже дрочил. Но от этого испытывал разочарование и досаду. Это было недостаточно круто.
Однажды, ночуя у своей тети в отдельной комнате, я наткнулся на книгу: кто-то поместил под одной обложкой «Эммануэль» и «Тропик рака». До рассвета я терзал себя, перелистывая страницы. Вернувшись домой я понял: если у меня нет доступа к порнографии, я напишу ее сам. Когда брата не было дома, я писал свою первую порно-программу на его персональном компьютере, сохранял на дискету и прятал ее под матрас.
Да, первая версия была попроще, нужно было ответить только на один вопрос, то есть ввести одну переменную: имя девушки?
А дальше выпадал наугад один из идиотских самописных текстов. Что я мог написать не зная предмета? В результате, я почти не пользовался этой программой для дрочки, мне было неинтересно читать, что получилось. Оказалось, что писать код в Qbasic, сочинять эти истории, держать дискету в тайнике, — это и было моей высокой порнографией, а не результат. На выходе я имел лишь пресный и глупый продукт, на который не встанет даже у самого неискушенного онаниста.
Девятый «А» и девятый «Б» объединили в один десятый класс. Со мной стали учиться Миша, Демон и Настя Матвеева — единственная красивая девочка на всей параллели. Уже в мае мне было известно, что она собирается пойти в десятый — это радовало и волновало. Только учителя ее не очень хотели брать, считали тупой. Но
Так Миша стал одним из лучших моих друзей, а Демона выгнали через месяц за прогулы. Он по блату поступил в какое-то ПТУ, где начал пускать по вене ханку. Рэп-группы у нас с ним не получилось, вместо Демона я нашел другого напарника.
Последние два года в школе я много читал. Помимо прочего какое-то время не расставался с красным двухтомником Маяковского, заучивал его стихи и целые поэмы. Даже сам начал вырубать из груды мыслей эксгибиционистские стишата. У Леджика дома валялась печатная машинка, и он дал мне ее на время.
Вечерами я выносил машинку в сени, чтобы не мешать домашним. У меня был свой кабинет между улицей, коридором и кладовкой, где я отстукивал:
Сердце свое
на ладонях держу.
Раздел,
как избавил конфету от фантика.
Остальные члены смотрят и ржут.
Лирика сегодня, —
вчера была романтика.
Позже, когда я поступил на филфак, ко мне сразу прилипло прозвище «Маяковский». Каждый раз, когда меня так называли, я удивлялся и вспоминал Кузьму, сидящего на зоне, всего в километре от собственного дома. К этому времени у меня на ноздре появился шрам, почти как у него, только чуть меньше. Быстрая драка, на пальце врага была печатка — наложили два шва: нитки, которые я сам срезал через несколько дней. Так мне досталась еще одна фишка Кузьмы. Перенял то, что мне нравилось, но по сути ничего не изменилось: для филолога я был слишком малообразован и гоповат, для родных трущоб — слишком труслив и интеллигентен.
* * *
Они пили на берегу, и уже собирались уходить, когда неподалеку появился этот несчастный. Он вытащил на сушу свою надувную лодку и стал собирать рыболовные снасти, подсвечивая фонариком.
— Счас прокатимся на лодке, — обрадовался Кипеш.
Лодочник был молодым парнем, студентом. Он явно испугался, когда из тьмы вылезли трое пьяных подростков.
— Пить будешь? — спросил Козырь.
— Нет, спасибо. Мне пора, — сказал перепуганный лодочник.
— Погоди, дай нам только на лодке прокатиться, — ответил кто-то из них.
— Нет, — повторил лодочник. — Мне нужно идти.
Он скрутил крышку с клапана и надавил на бортик, старался держаться спокойно, как будто рядом никто не стоял.
— Ну нельзя же так, — сказал Кузьма. — Мы тебе пока не грубили.
Фонарик лежал на земле, и можно было определить габариты людей, но лиц было не разглядеть. Лодочник распрямился, определил, кто здесь главный и решил попытать свою удачу. Он совершил серьезную ошибку — толкнул Кузьму в плечо и резко сказал: