Птицы
Шрифт:
Это был невероятно высокий мужчина в черном костюме и цилиндре. В одной руке он сжимал сложенный зонт. Скрипун поднял голову, и взору Финча предстало… сперва он подумал, что лицо Скрипуна тонет в тени от полей цилиндра, но это была никакая не тень! Тяжелое скуластое лицо не-птицы с острым носом и длинным подбородком было черным! Не смуглым, а именно черным, как уголь. При этом не-птичьи глаза блестели, как вороненая сталь.
Финч почувствовал, как по спине побежали мурашки, а горло свело судорогой. Пальцы задрожали, и он непроизвольно
Финч узнал того, кого Уиллаби звала Скрипуном. Он уже видел его раньше. Статуя из Гнезда Ненависти Фогельтромм будто ожила. Перед ним во всем своем кошмарном великолепии предстал не кто иной, как Круа Гелленкопф.
Первой мыслью Финча было бежать. Прочь. Не озираясь. Пока его не заметили. Но он тут же поймал себя на том, что не может и шагу ступить.
Мысли в голове заметались лихорадочным роем. Финч понимал, что просто не может убежать, ведь именно это место он и искал. Именно сюда шел, следуя за мадам Кларой…
Перья вновь зашевелились и объяли Гелленкопфа тучей, а затем он вскинул зонтик, и, следуя воле своего господина, они взмыли под потолок комнаты, затянув его жутким ковром.
И тут Финч увидел черный ком, лежащий у ног Гелленкопфа. Ком трясся и царапал руками пол.
С содроганием мальчик узнал в нем мадам Клару.
Ее всегда собранная строгая прическа рассыпалась, и волосы, которые оказались невероятно длинными, чернильными волнами растеклись кругом на несколько футов. Платье няни было порвано, словно его иссекли ножами, в прорехах проглядывали белоснежные плечи и ноги, истерзанные и окровавленные. Голова мадам Клары была запрокинута, губы представляли собой кровавое месиво, и из сломанного носа неостановимым потоком текла кровь. Глаза не моргали, словно веки вросли в кожу, и незряче уставились прямо перед собой.
Это было ужасное, ни с чем не сравнимое зрелище. И, глядя на мадам Клару, изуродованную и беспомощную, Финч заплакал. Слезы потекли по чумазому лицу, оставляя на щеках грязные мокрые следы…
Ни мадам Клара, ни ее мучитель не замечали застывшего на пороге Финча.
Монстр с зонтиком склонился к няне и схватил ее за волосы. Мадам Клара закричала, а Гелленкопф поднял ее с такой легкостью, словно она ничего не весила, и отшвырнул от себя прочь. В тот же миг рухнувшая лавина перьев накрыла комнату, и мальчик не увидел, что случилось с мадам Кларой.
А затем перья в очередной раз расползлись к стенам, обнажив происходящее наподобие театрального занавеса. Мадам Клара лежала, вжимаясь в пол. Она хрипела, ее грудь сотрясалась, и изо рта вместе с судорожным кашлем вырывались брызги крови.
Гелленкопф вскинул зонт и сделал им резкий выпад в сторону няни. Часть перьев оторвалась от стены и жутким черным щупальцем устремилась к распростертой женщине. Перья начали полосовать ее – от каждого такого прикосновения на лице и теле мадам Клары появлялись новые порезы. Она пыталась отбиваться, но все
– Мадам Клара! – закричал Финч.
Женщина поглядела на него. Она не произнесла ни слова, но он отчетливо уловил в ее взгляде отчаянное: «Беги!»
Гелленкопф повернулся к Финчу. На его лице появилась смесь раздражения и удивления. Видимо, он не представлял, что это за существо в дверях и откуда оно здесь взялось. Но существо было настроено решительно…
Финч вытащил из кармана крошечный, под стать ему самому, револьвер. Направил его на Гелленкопфа.
– Не трогай ее! Или я… или я…
Даже слепой увидел бы, как дрожит револьвер в пальцах Финча. Даже глухой различил бы страх в его голосе.
Но Гелленкопф не был ни слепым, ни глухим.
– Убей его! – велел он неизвестно кому и снова повернулся к мадам Кларе, словно позабыл о самом существовании чумазого мальчишки.
Портьера черных перьев на стене колыхнулась, и из нее, опираясь на трость, выбрался старик в белом костюме и треуголке.
– Неугомонный внук Птицелова… – проговорил с улыбкой Одноглазый. – Думаю, он не будет против, если я тебя выпотрошу.
Мальчик не успел ничего предпринять, когда Корвиус стукнул тростью по полу и обернулся белой вороной. Исторгнув из клюва пронзительное карканье, птица набросилась на него и, клюнув в запястье, выбила из руки револьвер. Финч едва успел закрыть лицо руками, но безжалостные кривые когти, разорвав ткань сюртука, вспороли его кожу. Боль была жуткой. А затем ворона ударила его крыльями.
Финч попятился и даже не заметил, как вновь оказался в коридоре. Последовавшая за ним ворона каркала, клевала и неистово рвала его когтями. Он вопил и пытался отмахиваться.
В какой-то момент чудом ему удалось схватить ворону за крыло обеими руками. Финч дернул. Раздался хруст, но птица, закаркав от боли, забила свободным крылом еще яростнее. А затем вонзила все свои когти в плечо мальчика, с легкостью разорвав и сюртучок, и жилетку, и рубашку.
Не осознавая, что делает, Финч вонзил зубы в птичье крыло и сжал их что было сил. Ворона дернулась так резко, словно пыталась распасться на две части. Она уже не каркала, а жутко, истошно орала. Вырвавшись из рук Финча, она извернулась и невероятным образом отшвырнула его от себя.
На том месте, где только что была ворона, стоял, скрючившись и с трудом опираясь на трость, Горан Корвиус. Его белый костюм был покрыт черной кровью и сажей, сломанная рука висела плетью. На плече кровоточил след от укуса.
Единственный глаз не-птицы пылал яростью. Старик не ожидал отпора, он-то полагал, что с легкостью расправится с каким-то мальчишкой. Но он не был бы успешным интриганом, если бы не делал выводы из своих промахов.
– Этого стоило ожидать, – едва слышно прохрипел Корвиус. – Внук Птицелова… Непредвиденные обстоятельства… Узелки и нити, выбившиеся из плетения…