Пуанта
Шрифт:
— Однажды одна фригидная сука пыталась тыкать меня носом в то, что я не знаю этот язык, — гордо заявляю, — Мне это не понравилось.
Ожидаю злости, но получаю лишь искренний смех. Макс кладет руку на мою и слегка ее сжимает, переплетая пальцы, шепчет.
— Ты невероятная.
— Прекрати вести себя так, будто мы на свидании — это странно.
Я пугаюсь. Вот чем обусловлена моя реакция, не сучестью, а именно страхом. Не знаю, понимает это Макс или нет, но давить не давит и на том спасибо. Вот только эта его улыбочка…она не исчезает. Пока мы едим на месте, когда он расплачивается,
— Я от тебя без ума, черт бы тебя побрал…
Он много раз целовал меня, я и сосчитать не сумею, даже если захочу хотя бы за то время, что мы снова встретились, но этот раз…он какой-то особенный. Мои губы горят, пока мы ходим по городу, они пылают, когда он рассказывает мне очередную легенду очередного места. А сердце быстро-быстро стучит, что-то предчувствуя.
Сначала я стараюсь игнорировать воспалившуюся интуицию, но когда мы останавливаемся напротив Фонтана слона, тут уже становится просто невозможно не замечать: что-то не так.
— … имени мага-некроманта Гилиодоруса. Согласно легендам, он жил здесь и обладал уникальной возможностью превращать людей в животных…
— Макс, что ты задумал? — тихо спрашиваю, он на миг замирает, а потом продолжает, как заведенный.
— Говорят, что Гелиодорус сам высек изваяние слона и совершал на нем путешествия из Катании в Константинополь…
Не выдерживаю и дергаю его за руку так, чтобы он на меня повернулся, а потом серьезно спрашиваю еще раз.
— Что ты задумал? Что происходит?
— Ничего такого.
Врет. Он врет мне, он напряжен, и он, твою мать, врет!!!
— Ты врешь! — повышаю голос, — Говори немедленно! Что происходит?!
— Давай зайдем в собор? Там очень…
— Я не хочу идти ни в какой собор! Говори! ЧТО ПРОИСХОДИТ?!
На нас начинают оглядываться, и тогда Макс берет меня за локоть и тащит ко входу молча — я иду. Не отбиваюсь, иду, мне ведь вдруг становится так страшно, что я будто под чем-то: совершенно лишаюсь возможности говорить и думать.
Дверь за нами захлопывается с грохотом, который отдается от каменных, высоких сводов эхом. Но мне плевать…Я сжимаю себя руками, смотрю в пол и роняю слезы — мне вдруг все становится ясно…
— Ты увез меня, чтобы что-то сделать с моим папой, да?
— Амелия…
— Ты его убил?! — ору так, что сама морщусь, когда мой голос ударяет меня со всех сторон.
Макс же отважно выдерживает не только звуковую атаку, но и мой взгляд, потом делает шаг и стирает слезы большими пальцами.
— Я никогда не наврежу твоему отцу, Амелия. Это разобьет твое сердце, а я на это больше никогда не решусь.
— Что…что тогда…
Он аккуратно поворачивает мою голову, чтобы я в очередной раз убедилась: никогда не говори никогда.
***
Мы медленно подъезжаем к небольшому, но все еще шикарному особняку прямо на берегу моря, но в отдалении от центра. Здесь тихо, и, кажется, я слышу только биение своего сердца, но глаз не поднимаю. Потому что не верю, что произошло всего час назад — не верю и все тут! Макс
Мы попадаем в тихую, темную гостиную. Луна — это единственное, что дает хоть какой-то свет и покрывает диван, мягкий пол, кухню, синим свечением. Он ведет меня дальше. Открывает дверь. Я захожу, но это не мой выбор, если честно, я бы с удовольствием сбежала, особенно сильно чувствую это желание, когда на его пальце бликует кольцо.
— Синьора Александровская… — шепчет мне на ухо, кладя руку по-хозяйски на живот, — Добро пожаловать домой.
Я, если честно, не помню церемонии — ее как будто вовсе не было, но она была. Там, в древней, исторически важной церкви в центре Катании, я стала его женой. Законной женой, твою мать, и я не чувствую радости. Я ничего не чувствую, кроме страха и какой-то боли, от которой с моих глаз снова срываются слезы. Макс поворачивает меня на себя, берет лицо в ладони и, как всегда делает, стирает их с щек с какой-то странной полу-грустной, полу-восторженной улыбкой, шепчет.
— Не плачь, малыш. Все будет хорошо. Вот увидишь. Все будет хорошо.
— Нет…не будет.
— Будет. Я люблю тебя.
— Замолчи… — пытаюсь отстраниться, но он перекладывает одну руку мне на поясницу и притягивает к себе обратно.
— Никогда не перестану этого говорить. Сколько не проси — не перестану. Я люблю тебя.
— Нет…
— Люблю, как никогда и никого не любил.
— Заткнись… — шепчу, закрываю глаза, пытаюсь отвернуться, но все зря.
Я уже попала в эти сети, и мне, к сожалению, пути из них нет. Лишь на миг я чувствую что-то вроде «свободы», когда удается извернуться из его объятий, но Макс прижимает к себе спиной и, крепко на крепко обхватив руками, приближается. Дыхание опаляет шею, на которой он оставляет короткие поцелуи и шепчет.
— В Москве у нас будет шикарная свадьба. Любая, все, что ты захочешь. Я сделаю для тебя все, но…твой отец что-то задумал. Я вижу, что задумал, но я ему не позволю снова забрать тебя у меня. Я этого не переживу…
Вцепляюсь ему в руки ногтями и пытаюсь вырваться, ан-нет. Не тут то было — он лишь улыбается шире и продолжает.
— Я люблю тебя. Я так долго ждал этого момента, когда ты будешь моей, если бы только знала. Если бы ты могла заглянуть мне в сердце…Черт, Амелия, я так тебя люблю.
— Хватит… — жалобно шепчу, он мотает головой.
— Никогда. Мне было страшно тогда, но сейчас, когда я столько времени был один, это пугает меня больше всего — снова быть одному. Без тебя.
— Я…
— Я должен был сказать тебе тогда, но струсил. Вел себя, как идиот. Бежал. Отталкивал. Но…я не могу. Ты, как будто внутри меня, и если тебя нет — я пустой. Тогда я это понял слишком поздно, но я больше так не облажаюсь.
Вдруг зажигается свет, и я щурюсь, но стоит зрению привыкнуть — выдыхаю. Вокруг просто миллион цветов: хризантемы и белые ягоды омелы. Они везде, буквально везде — вся огромная спальня ими усыпана, и я невольно открываю рот, разглядывая, как красиво здесь все украшено. Для меня.