Пуанта
Шрифт:
— Мило. Август, ну выбирай. Есть йогурт с фруктами, могу сделать тебе кашу. Или, например, омлет? С рыбой? Хочешь?
— Я хочу йогурт с фруктами! — улыбается и по-военному рапортует, подняв ручки к потолку, я тихо посмеиваюсь, достаю продукты, а потом кошусь на Макса.
— Что-нибудь хочешь?
— Тоже самое, если не сложно.
Странный какой-то. Одариваю его непонимающим взглядом, но выяснять причину его такого поведения не хочу — отворачиваюсь и начинаю мыть фрукты.
— Август, попроси папу показать тебе ванную.
— Нужно помыть ручки.
— Точно.
— Хорошо, мамочка. Па-ап?
Они встают и уходят, а я нервно
— Я тоже тебя люблю, — вдруг звучит за спиной, и я разно оборачиваюсь.
Макс стоит напротив, ему дико некомфортно — сразу это понимаю по тому, как он сжимает руки, хмурится, а словно сбежать хочет. Чувствую это так явно, как медленно нарастающую жару за окном, но жара в комнате, не смотря на кондиционер, куда больше.
— Сделаю вид, что…
— Я люблю тебя, Амелия, — выпаливает, перебивая мой сарказм, но я не реагирую.
Заставляю себя, если честно, сердце то скачет в груди, как бешеное. Я так сильно хотела это услышать, но…все не так.
«Зачем он это делает?! Из-за отца что ли?!»
— Где Август?
— Переодевает плавки, — словно выдыхает на этом момент, потом снова напрягается и делает на меня шаг, — Послушай.
— Нет.
Я отворачиваюсь. Не хочу смотреть на эти жалкие потуги выдавить из себя такую фантастическую ложь, вроде любви ко мне.
— Амелия…
— Закрой рот.
— Послушай…
— Я сказала — завались! — резко вскакиваю и упираю в него указательный палец, — Никогда не смей говорить мне этих слов, уяснил?!
— Я буду их говорить…
— Попробуй, рискни только, и я клянусь, ты меня больше не увидишь никогда. Я не желаю слушать эту мерзкую ложь, которую ты с таким усилием из себя выдавливаешь.
— Это не…
— Закрой. Рот. Сейчас же! И никогда! Ты слышишь?! Никогда не говори мне о любви. Я больше не та девчонка, которая ее от тебя ждала, так что заткнись, — заканчиваю шепотом, усаживаясь обратно на мягкое сидение и прикрывая глаза, — Просто…заткнись.
Больше тема не поднимается, и я даже рада. Действительно ведь устала, как то тяжело дался мне перелет, а то, что было после отразилось на мне гораздо больше, так что я просто вырубаюсь, пока наблюдаю, как они плещутся в бассейне. Странно вообще, я обычно не оставляю сына с тем, кого не проверяла на прочность, но Макс от Августа не отходит ни на шаг — знает уже, что тот не умеет плавать, учит как раз, — меня это, видимо, успокаивает. Решаю дать глаза "отдохнуть" хотя бы немного, но мой организм совершенно точно против такого временного ограничения, и я вырубаюсь. Не знаю, сколько проспала, но когда просыпаюсь, лежу на диване в гостиной. Во дворе стоит мертвая тишина, разве что короткое клацанье клавиш, и когда я выхожу, на террасе только Макс.
— Август в его комнате. Спит. Отнес его минут двадцать назад, но не волнуйся, — опережает мои вопросы и, не отрывая взгляда от монитора, приподнимает радио няню, — Все под контролем.
Не знаю, что еще добавить, разве что…
— Когда ты заснула, я тебя перенес. Здесь
Все. Теперь официально: вопросы закончены. Молчим, а вода манит. Я снимаю тонкий, полу-прозрачный халат и захожу, попутно затягивая хвост на макушке, проплываю до самого конца туда, где борт касается линии горизонта. Все таки очень красиво здесь: море переливается, как самый шикарный бриллиант в мире, а из-за того, что мы находимся на самом склоне, я вижу еще и город с его узенькими улочками, гавань с кучей яхт, красивый полукруг гор, которые словно обнимают песчаный пляж. Мне в Италии всегда нравилось, но особенно я ее полюбила, после встречи с ним. Когда я улетела из Москвы, мне его слишком не хватало, а я хотела быть ближе — вот почему выбор пал именно на эту страну. Чтобы быть к нему ближе…
Оборачиваюсь, но Макс, как сидел, так и сидит в темных, солнцезащитных очках, работает. Слегка хмурит брови.
«Какой же он все таки красивый…» — к таким мужчинам взгляд так и липнет.
Он высокий, статный, с внешностью чертового Аполлона и телом близким в греческому божеству. Широкая грудь с черными, гладкими волосами на ней, сильные руки, кофейная кожа. Губы…Ох черт, эти губы…задница…Стоит признать, он дико сексуальный, и разве можно меня винить в том, что я его действительно хочу? Как помешанная.
Откидываю руки назад на бортик и слегка наклоняю голову на бок. Там в самолете было много чего, но самое главное — сколько ты будешь притворяться? И правда? Какой в этом смысл? Я только силы свои трачу и себя извожу, а если уж угодила в такой переплет, то не проще ли было бы получить хоть какое-то удовольствие?
Шальная мысль, привлекательная, да настолько, что я не сразу понимаю — Макс перестал печатать и смотрит теперь на меня также, как я на него. Обычно я сразу прячу свой взгляд, отворачиваюсь, но теперь вдруг прикусываю губу, от чего его брови ползут наверх.
— Что?
Слегка жму плечами, но отрываюсь от бортика и плыву в его сторону, потом выхожу. Мне нравится, как он на меня смотрит, следит и ждет подвоха — очень нравится. Прибавляет какой-то уверенности, а когда присаживаюсь на край стола улыбаюсь, вижу, что ненадолго заставляю его потеряться. Прямо, как он меня когда-то…
— Знаешь, я тут подумала…Ты прав был кое в чем.
— И в чем же? — тихо переспрашивает, я улыбаюсь.
— Мне надоело притворяться.
Забираю у него ноутбук, откладываю его в сторону и сажусь уже на его место, и как там было? Ах да. Надо глазами прямо пожирать, гипнотизировать. Все по вашему рецепту, Максимилиан Петрович, все, чтобы смутить и забрать вашу уверенность себе.
Выходит. Его кадык заметно дергается, это улыбает меня сильнее, и я слегка касаюсь его руки кончиком пальца на ноге, медленно веду выше, заинтересованно наблюдая за тем, как его кожа покрывается мурашками. Так это работает? Так просто?
— Я хочу… чтобы ты сейчас встал на колени и сделал то, что умеешь лучше всего… — резко поднимаю на него глаза и ставлю точку, — Довел меня до оргазма, используя свой болтливый рот.
Бам! Неужели я это сказала?! Внутри вся вибрирую от смущения и какого-то дикого восторга, а когда замечаю реакцию, подобную взрыву ядерной бомбы, меня и вовсе словно сносит! Макс отклоняется назад, шокировано хлопает глазами, словно потерял дар речи. Не могу сдержать улыбку — она его и приводит в себя. Александровский перехватывает мою ногу за щиколотку, откашливается и, конечно же чтобы не ударить в грязь лицом окончательно, шепчет.