Пусть умрет
Шрифт:
– За границей, Валентин Гаврилович.
– За границей... Ну и что такого, эка невидаль! В ближнем?
– Да нет, в дальнем... Бурна-Тапу, слышал?
– Ну, слыхал... Африка, кажись, – неуверенно протянул Валентин Гаврилович, у которого по географии в школе была твердая тройка.
– Правильно – в Африке... Буду рад видеть.
– Че эт тебя, на экзотику потянуло? Слона решил завалить?
– Покруче, Гаврилыч, покруче...
– А кто будет-то? Наши?
– Ну, в основном
– Ну ты, Марлен, даешь! Это что, как в прошлый раз с гладиаторами театр устроишь? Ловко это у тебя получилось.
– Сам все увидишь, Валентин Гаврилыч.
– Ну, сюрприз так сюрприз. Я сюрпризы уважаю. Телку с собой брать?
– Валентин Гаврилович, – укоризненно протянул Пронькин, – обижаешь... В Тулу, да со своим самоваром. Уж как-нибудь позаботимся. К тому же африканские красавицы... Темпераментные – как раз для тебя…
– Есть еще порох, – кокетливо подтвердил красноармеец. – Значит через две недели? А билеты... э-э?..
– Билеты на самолет и все остальное, как обычно, – доставят. Можешь не беспокоиться, – поморщившись про себя, успокоил жмота в генеральских погонах Пронькин.
– Ты погоди, погоди. Ишь, какой швидкий... Я все-таки на службе. Дела надо раскидать. Заместителя подготовить, – важно пояснил тот.
– Понимаю, – вошел в положение Пронькин, сделав вид, что поверил.
– Завтра сообщу...
Пронькин встал, собираясь уходить – уже пожаты были руки, по плечу похлопано, спрошено было «как-жена-как-дети», уже направился было к выходу, но вдруг словно вспомнил что-то и остановился, резко так, разве что по лбу себя не треснул.
– Вот еще что, Валентин Гаврилович, дельце у меня одно небольшое, запамятовал, не серчай...
– Докладывай, – милостиво согласился генерал.
– Люди у меня есть, интересуются вот этим… – «доложил» Пронькин, вынув листок голубоватой бумаги из тонкой папки, которую принес собой, но до сей поры открыть так и не удосужился.
Безбородько взял листок в руки, вернулся к столу и, сдвинув на нос очки, погрузился в чтение. Прочитав, вздохнул и, откинувшись в кресле, бросил на Пронькина лукавый взгляд.
– С этого бы и начинал. Хитрован ты, Проньин, – манерно погрозил он пальцем. – Небольшое дельце у него… Ну да ладно. Но имей в виду – весь список не смогу. Особенно эти... смотри, в конце.
– Какие? – придвинулся к нему Марлен Марленович и неестественно вывернул шею, чтобы было удобнее заглядывать в документ.
– Эти вот, – ткнул пальцем генерал и промычал: – М-м-м, сколько штук?
– Четыре...
– Да ты что, сразу четыре! Не-е... Сразу не прокатит. И не мечтай. Сейчас все усложнилось,
– Пару новых, пару бэ-у, – уточнил Пронькин.
Он полагался на свой опыт и особо не спешил сильно сокращать заказ. Подобно опытному картежнику, развернул карты веером, исподлобья глянул на партнера, поплевал на пальцы, выудил из веера козырного туза, и смачно, с оттяжкой, хлестнул им по столу: то есть, вытянул из внутреннего кармана пиджака массивную золотую ручку с полузабытым «вечным пером» и написал на клочке бумаги «5 – за весь список».
Черный сапфир на макушке ручки соблазнительно подмигнул генералу искушающим дьявольским огнем. Пронькин не торопился – знал, что человеческая алчность, эта великая и главная движущая сила как командной, так и недоделанной рыночной экономики, неизбежно сработает. Вот почему дал генералу насладиться видом незатейливой, но полной сокровенного смысла пятой цифры натурального ряда чисел. При этом шестым чувством, присущим только рыболовам, он почувствовал момент, когда наживка была заглочена, выждал еще мгновение и тогда умело и резко «подсек» удочку.
Скомканный листок, пущенный Пронькиным, славящимся среди друзей метким глазом и твердой рукой, по баллистической кривой полетел в корзину для бумаг. Но не успел он ее достичь, чтобы навсегда скрыть информацию, носителем коей являлся, генерал, стараясь не смотреть в глаза совратителю, уже гундосил:
– Ну, ты это, Марлен Марленыч, дай пару деньков. Постараюсь помочь.
– Нет вопросов, Валентин Гаврилович. Я же понимаю, всё сегодня так усложнилось. Но, как говорится, трудности на то и созданы, чтобы их преодолевать.
Он ободряюще улыбнулся предприимчивому солдату, отсутствующий взгляд которого наглядно свидетельствовал о том, что ум его уже полностью был отдан согревающим душу вычислениям, и тихонько, чтобы не нарушить внутренней идиллии генерала, вышел из кабинета.
Покидая приемную, он спиной почувствовал, как Марья Петровна послала ему вслед одну из своих самых обворожительных «лошадиных» улыбок, которых удостаивались только наиболее близкие друзья ее шефа и от которых мог содрогнуться даже конюх с многолетним стажем.
Пронькин плюхнулся на сиденье майбаха, где его заждался Матвей Петрович, и сразу же принялся материться:
– Ты представляешь?! Этот старый жлоб постарается помочь! Подумать только, с какими говнюками приходится иметь дело, Матвей! Кто, скажи мне, находясь в здравом уме, получая пять, ты слышишь – пять лимонов, самых что ни на есть настоящих, хрустящих, в чемоданчике или, по желанию, переведенных на любой указанный счет в каком-нибудь оффшоре, будет нести чушь насчет, видишь ли, помощи?