Пустой мир 3. Короны королей
Шрифт:
— Господин барон, вы только что с передовой? — поинтересовался у него майор со знаками отличия фларского графства. — Какова ситуация?
— Как мы и предполагали, — кивнул Эдвард, сняв шлем и глубоко вздохнув, — положение Саальта на этом участке слишком шаткое, что меня сейчас и волнует. Согласно нашим разведданным, у них достаточно резервов, чтобы создать глубоко эшелонированную оборону вокруг розмийской столицы, но почему-то они этого не делают. Если они выжидают того момента, пока мы выдохнемся, чтобы ударить…
— Господин барон, у меня информация, подтверждающая ваши предположения относительно вражеских резервов.
— Выступили все силы? — сразу насторожился Эдвард, услышав тревожные новости. Подойдя к столу, он приказал переключить голограмму на отображение тристанского направления. — Насколько мне известно, у Саальта в резерве была чуть ли не целая армия… Ее я опасался больше всего.
— Точная численность сил противника еще подсчитывается, — ответил остезеец, — но даже по самым приблизительным данным, саальтские войска без учета резервов второго эшелона могут выставить ударную группировку войск численностью около двенадцати миллионов солдат при поддержке тяжелой техники и кораблей флота.
— Матерь Земная, наш противник все-таки решился пойти напролом, вложившись в один удар. И этого ему хватит, чтобы снести мой феод с лица земли… — вздохнул он, глядя на карту и линию фронта, проходившую по тристанским территориям. — На тристанском направлении мы еще можем удерживать нынешние позиции, если брать в расчет силы внутренней полиции и резервистов. Однако если такая армия вступит в бой, ее уже ничто не остановит… Что вообще известно об этих войсках?
— Удивительнее всего, что противник перешел в наступление сразу на нескольких участках, — добавил офицер, уточняя полученные данные, — свежие подкрепления прибывают не только на тристанское направление. Войска Саальта атакуют наши позиции на Хальтском мосту и на нескольких участках побережья острова, включая Камские и Карийские рубежи. Ставка уже пытается определить, куда следует отправлять подкрепления в первую очередь.
— Ну хоть не все двенадцать миллионов одновременно на Тристан навалятся, — отметил Эдвард, опершись о край стола и разглядывая голограммную карту, — Аллирд знает, что наши резервы, истощенные гражданской войной, не могут сравниться с его собственными, но поражение у Золотых Ворот требует реванша. Я немедленно отправляюсь в центральную Ставку, а ваши приказы остаются прежними. Необходимо занять Кастерфакт прежде, чем противник предпримет новое наступление на Золотые Ворота. Извещайте меня о любых изменениях на линии фронта.
***
После официальной части коронования согласно традициям должны были быть устроены трехдневные народные гуляния с парадом на главной площади столицы, турнирами, маскарадами, фейерверками, фанфарами и одами во славу короля, но в военных условиях такой размах был неуместен. Большинство дворян и их вассалов сразу после официальной коронации должны были отправиться обратно на линию фронта, поскольку войска не могли слишком долго оставаться без центрального командования. Парадные расчеты и техника отправлялись на передовую,
И все же, чтобы хоть как-то сохранить традиции, для гостей присутствующих на церемонии, в честь нового короля был дан торжественный бал. Однако и там практически все разговоры велись о войне и внутренней политике касательно тех феодов, которые еще не определились со своим выбором стороны. И все же присутствующая в зале молодежь сделала атмосферу бала легкой и непринужденной. Танцы начались традиционным торжественным полонезом, в котором открывающей парой были король и леди Карийская, затем следовал изысканный и жеманный менуэт, легкий романтичный вальс, стремительная мазурка и озорной котильон. Оркестр играл легкие мелодии, танцы следовали один за другим почти без перерыва. Пары, танцующие в центре зала под бойкие и заводные мелодии, настраивали гостей на более добродушный лад, помогая хоть ненадолго забыть, что яркие и красочные моменты счастья скоротечны, и скоро придется возвращаться к грязи и ужасам войны.
— Ваша названная сестра прекрасно танцует, — заметил Дэлай, подходя к Квенти, в одиночестве наблюдающему за танцующими парами. Среди прочих там была и Тимья, приглашенная одним из молодых феодалов северного альянса, — Жаль видеть такую молодую женщину вдовой, но…
— Я думаю, после этой войны на Рейнсвальде прибавится молодых вдов, которые не смогут даже похоронить своих мужей, не найдя их тела на полях сражений, — грустно заметил Квенти, посмотрев на своего собеседника. — Наверное, это одна из причин, почему войны предпочитают мужчины…
— Что вы этим хотите сказать? — Дэлай снял с подноса пролетевшего мимо дрона-официанта хрустальный бокал с только что разлитым игристым вином, тоже заглядевшись на танцующие пары. — Мужчины сражаются в войнах потому, что это их прямая обязанность защищать свой род и семью. Не думаю, что кому-то дается право выбирать, когда приходит война. Либо ты сражаешься, либо умираешь…
— Ваше Величество, вам не приходилось ждать, зная, что дорогой вам человек где-то рискует собственной жизнью, ждать, каждый день вслушиваясь в обрывки новостей, и молиться, чтобы они оказались добрыми? Ждать известий и бояться их услышать? Видеть постаревшее за одну ночь лицо и выцветшие от пролитых слез глаза матери? — Квенти говорил все тише и голос его начал дрожать. — А мы с Тимьей через это прошли… И поверьте, Ваше Величество, это испытание ничуть не легче сражения в бою. Собственная жизнь воспринимается как данность, тогда как ценность чужой начинаешь понимать, только потеряв ее.
— Каждому из нас предначертан свой путь и своя ноша, — не стал с ним спорить Дэлай, сделав глоток из своего бокала. — Вы же не станете утверждать, что лучше оставаться рядом с нашими женщинами, чтобы не сделать их несчастными, и при этом оставить все на разграбление врагам?
— Звучит как глупость, — заметил Квенти, отпив вина.
— Именно, — ответил его собеседник, — это только в идеальном мире можно получить что-то, ничего за это не отдав. Нам же постоянно приходится чем-то жертвовать. Защищая близких нам людей, мы так же их и испытываем, заставляя дожидаться нашего возвращения или оплакивать нашу смерть. Конечно, это тяжело, но это то, чем им приходится платить за возможность жить в этом мире.