Путь к океану (сборник)
Шрифт:
– Хотели спросить вас, Аникита Тимофеич, что будете делать, потому как на вас вся наша надежда, – отвечал мичману Ермаков. Боцман только молча кивнул головою.
– Дело такое, что надо выбрасываться на берег, – отвечал мичман. – И обязательно потрафить вон туда, – указал он рукой в сторону костра.
Оба моряка согласно кивнули головами.
– Вот только я сомневаюсь, что не успеем развернуться. Нанесет нас или на буруны, или на мыс... Трудно при таком волнении и ветре угадать в узкость.
– Дозвольте мне сказать, – выступил вперед Ермаков.
– Говори.
– А что ежели нам бросить с кормы
Боцман одобрительно кивал головою.
– Правильно, Ермаков, молодец! – сказал Гвоздев. – Я тоже так думал, да вот загвоздка: достанем мы тут дно? На карте ничего нет...
– Достанем, – убежденно сказал Капитон. – Вода сама себя оказывает, тут не глыбко... Гляньте сами.
– Ну, братцы, собирайте команду! – решительно сказал Гвоздев. – Я им все дело объясню. Запасной стоп-анкер на корму, канаты рубить – и в паруса!
– Есть! – отвечали оба моряка, оживившись.
Гвоздев объявил о принятом решении капитану, но тот просил делать все без него, как хотят, а его отвести поскорее в каюту.
– Я, видно, тоже душу богу отдам и без пистолета, – жалобно добавил Борода-Капустин, не вызвав никакого сочувствия у мичмана.
Предоставив Борода-Капустина собственной его участи, Гвоздев спеша внес в вахтенный журнал последние записи, собрал все судовые документы и вместе с журналом тщательно спрятал у себя на груди. После этого он обратился с короткой речью к собравшейся на шканцах команде.
Он объяснил создавшееся положение и рассказал, что задумал делать. Матросы единодушно просили его командовать, обещая сделать все, как он прикажет.
Ермаков, Маметкул и еще два сильных рулевых стали к штурвалу, марсовые приготовились в одну секунду поставить штормовой парус и кливер, а боцман и часть команды начали приготавливать на корме к спуску тридцатипудовый запасной якорь.
Когда все было готово, Гвоздеву вдруг до боли в груди стало жалко «Принцессу Анну», собравшуюся в свой последний короткий рейс. Оглядывая судно затуманившимися глазами, он прощался с ним. Нужно было идти на бак и «наложить руки» на якорные канаты. По неписаным морским законам, ни один матрос не стал бы рубить мачту или канат, пока отдавший приказание офицер сам не «наложит руку». Стоя с топором в руке над канатом, мичман, обливаемый волнами, отдал команду ставить штормовой парус. Бригантина накренилась и рванулась вправо, еще сильнее натянув оба якорных каната. Ударив топором, мичман предоставил матросам кончать начатое и бегом бросился на полуют через всю палубу бригантины.
4. ГИБЕЛЬ „ПРИНЦЕССЫ АННЫ"
Когда Гвоздев добежал до полуюта, бригантина уже неслась в бейдевинд, наискось к ветру. С угрожающей быстротой вырастали утесы мыса Люзе, на которые ветер и течение неумолимо сносили бригантину.
Рулевые с трудом удерживали судно на курсе. Капитон Иванов и несколько матросов с ганшпугами в руках стояли над кормовым якорем, готовые по первому знаку Гвоздева обрушить его в волны.
Нужно было очень точно определить этот важнейший момент всего маневра, а это было нелегко.
Размахи
Все это удалось как нельзя лучше – «Принцесса Анна» направилась носом к берегу. По знаку Гвоздева канат стали травить, и судно пошло по ветру прямо на костер, в грохочущий береговой прибой. У мачт стояли с топорами назначенные люди, чтобы, срубив их в тот момент, когда бригантина коснется дна, облегчить судно и заставить его подальше выскочить на берег. Остальная команда сгрудилась под полуютом, чтобы укрыться от падающего рангоута и снастей. Один только Борода-Капустин находился в своей каюте, но вовсе не в состоянии агонии, как можно было ожидать после его жалобных слов на палубе.
Наоборот, Борода-Капустин проявлял усиленную деятельность. Успешно преодолевая неудобство сильнейшей качки, князь открыл привинченный к полу железный сундук, достал из него коричневую тяжелую шкатулку с корабельною казною и стал набивать червонцами объемистые карманы своего кафтана. Нагрузив их до отказа и с сожалением посмотрев на оставшиеся в шкатулке золотые монеты, никак не влезающие в переполненные карманы, он вложил в нее счета и документы, хранившиеся в его каюте, перепоясался шпагою, надел треуголку, выпил стакан романеи, подумал несколько мгновений, выпил еще полстакана и, взяв под мышку шкатулку, с трудом побрел наверх, обремененный тяжестью.
Когда он поднялся на полуют, бригантина находилась уже почти в полосе прибоя.
Гвоздев внимательно глядел вперед, чтобы вовремя отдать приказ рубить мачты. Стоявший рядом с ним Капитон Иванов следил за напряжением каната, ведущего к якорю за кормою, стараясь поточнее направить судно. Никто не обратил внимания на появление командира. Борода-Капустин собрал все свои силы, приосанился и хотел что-то сказать, но в это мгновение огромная волна, поднявшая на гребне бригантину, рухнула вместе с нею, накатившись на отмель. Влетев в бурун, бригантина ударилась о песок днищем так, что почти никто не удержался на ногах. Пенистая, сметающая все пелена воды пронеслась по палубе. Фок-мачта, переломившись, рухнула вместе со штормовым парусом на бак, обламывая бушприт и покрывая обломками и спутанными снастями переднюю часть бригантины.
Волна схлынула. Гвоздев горестно смотрел на опустошение, произведенное на палубе «Принцессы Анны» этим страшным ударом. С лихорадочною быстротой застучали у грот-мачты топоры матросов.
А сзади, переливаясь мраморными прожилками, дымясь обрушивающимся гребнем, уже нависал над полуютом новый зеленовато-бурый вал.
– Держись, братцы! – закричал Гвоздев и, невольно втянув голову в плечи, с замиранием сердца покрепче вцепился в перила.
Вал обрушился – и несколько мгновений Гвоздев, сбитый с ног, задыхающийся в водовороте, ничего не мог понять среди треска и грохота. Когда вода схлынула и он с трудом поднялся, ноги его заскользили по наклонной палубе, потому что бригантина лежала на правом боку.