Путь к океану (сборник)

Тренев Виталий Константинович

Палуба представляла собою нагромождение ка­ких-то деревянных обломков и перепутанных снастей, но среди этого хаоса уже работали матросы с топора­ми и ломами, сваливая за борт все лишнее.

Повернувшись к полуюту, Гвоздев увидел барах­тающегося у самых перил Борода-Капустина. Мичман кинулся к нему на помощь.

– Казна, казна корабельная! – кричал князь, ста­раясь поднять тяжелую шкатулку, лежащую на палу­бе у самых балясин. – Как бы казну не потопить!..

Но в это время новая волна поддала под корму, князь упал и (может быть, это почудилось

Гвоздеву) как будто бы нарочно уперся обеими руками в шка­тулку так, что балясины подломились и шкатулка скользнула за борт.

Князь завопил, но тут подоспели Маметкул и руле­вой Пупков. Они помогли ему подняться, и Гвоздев оставил князя на их попечении.

Новая волна поддала под корму, раздался треск, полуют обдало каскадами воды. Однако волна не прокатилась по палубе все сметающею стеною, – вид­но, первые два вала так далеко продвинули судно по отмели, что следующие обламывали гребни уже не над бригантиною, а позади нее, и поэтому сила их ударов была не так сокрушительна для полуразбитого судна...

Поняв это, Гвоздев немного успокоился. Значит, было еще некоторое время для того, чтобы спасти лю­дей, а может быть, даже и часть груза. Если шторм не усилится, волны, видно, не смогут быстро разбить бригантину.

Гвоздев оглянулся.

Слева каменной громадою высился мыс Люзе, низ­кие, быстро несущиеся тучи, казалось, цеплялись за него. С моря шли цепи пенистых волн. Грозная стена воды вырастала в пяти-шести саженях за бриганти­ною, но тут же рушилась, осыпаясь белопенною лави­ною, и, ударив в корму, проносилась по отмели, дале­ко выкатываясь на песчаный берег, сажень на пятьде­сят от носа «Принцессы Анны». Потом вся эта масса бушующей воды устремлялась обратно и встречала новую лавину, которая обрушивалась с пушечным громом. Два встречных водных потока, сталкиваясь и образуя буруны бушующей пены, лишали силы новую волну, и пока не приходил огромный «девятый вал», возле бригантины бестолково металась водная толчея. Этот могучий, все сокрушающий вал грохался на от­мель, выбегал далеко на песчаный пляж и снова от­катывался, образуя новую толчею, которая и начала разбивать «Принцессу Анну», глубоко зарывшуюся носом в подводную отмель.

На берегу возле густодымящего костра и вдоль кромки пены на песке суетилось до сотни людей. По­ка что они ничем не могли помочь погибающему судну.

Осмотревшись, Гвоздев понял, что одолеть это ни­чтожное, в сущности, пространство в пятьдесят – шестьдесят сажен между судном и твердою землею может только редкий смельчак и силач.

Единственным средством спасти команду было протянуть канат между берегом и «Принцессой Ан­ной», подвязать к нему «беседку» и переправлять в ней людей на берег над клокочущими бурунами.

Но чтобы передать на берег линь – тонкую веревку, которой потом притянут канат, – кто-то должен был проплыть через буруны. Нечего было и думать, что это можно сделать на шлюпке, даже если бы все они и не были разбиты.

Гвоздев вызвал боцмана и приказал собрать мат­росов. Вся команда столпилась под полуютом. Мич­ман сделал перекличку,

и оказалось, что трех человек нет. Это были те, кого снесло за борт первой волной. Пятьдесят три матроса, четыре канонира, трубач, па­русный мастер, боцман, капитан (который лежал на полуюте под охраною Маметкула и, видно, был очень болен) – вот кого должен был спасти мичман.

Между тем бригантину жесточайшим образом би­ло кормою о дно. В проносящихся волнах и водоворо­тах то и дело мелькали изломанные доски обшивки.

– Братцы! – сказал Гвоздев молчаливо стоящим матросам. – Надо передать канат на берег. Надо плыть через буруны. Кто может сделать это, чтобы спасти остальных?

Матросы зашевелились, но некоторое время никто не двигался с места. Но вот вышел вперед Петров.

– Я, – сказал он, встряхивая мокрыми кудрями, но тут же его отодвинул плечом Ермаков.

– Я могу, – мрачно проворчал он.

– Я могу! – прокричал щуплый трубач, пролезая между ними.

– Я проплыву, дозвольте мне!..

Более десятка смельчаков пожелали плыть сквозь буруны. Они стояли впереди других тесною кучкой. Мускулистые тела их облепляла мокрая холщовая одежда, они цепко держались на наклонной палубе и – кто сумрачно, кто весело – смотрели на Гвозде­ва, ожидая, на ком из них остановится его выбор.

Неожиданно сквозь эту кучку храбрецов протис­нулся тяжеловесный боцман.

– Нишкни! – сказал он, услышав чье-то недоволь­ное ворчание. – Сударь, – обратился он к Гвозде­ву, – дозвольте мне сказать: с линем мне надо плыть. Почему? А потому, что я всех лучше плаваю и, окромя всего, к волне приучен. Бурунов не боюсь. Да и покрепше других буду... А на судне мне, сударь, делать нечего. Судно, сударь, уже не судно, и боцман тут ни к чему, помочь тут вам могут и Ермаков, и Маметкул, и Петров... Вот как я, сударь, располагаю.

Посмотрев на могучего Капитона, Гвоздев поду­мал, что если уж кому плыть, то ему. И он назначил боцмана.

Тот глубоко вздохнул, огляделся и, приказав, что­бы приготовили линь подлиннее, побежал в кубрик.

Он вернулся в чистой одежде, неся в руке малень­кий узелочек. Подойдя к Гвоздеву, он сказал

– Сударь, не откажите... Все в божьей воле...

– Говори, говори, Капитон Иваныч, все сделаю что надо, – сказал Гвоздев, почувствовав, как ему стеснило сердце.

– У меня в Кронштадте жена, тут деньжонок ма­лость... заслуженные... Передайте ей, в случае чего, – боцман протянул узелок мичману, и тот спрятал его в карман.

– Ну, прощайте, Аникита Тимофеич, – сказал боцман и поклонился.

– Прощай, Капитон Иваныч... Да ты что проща­ешься? – с тревогою спросил Гвоздев. – Доплывешь ведь?

– Доплыть должон, – отвечал Иванов. – А в слу­чае чего, после меня посылайте Ермакова, а после Ермакова – Маметкула, а после Маметкула – Петро­ва... А если уж и Петров не доплывет... Ну, бог даст... – и боцман бегом побежал на бак.

Гвоздев бросился за ним. Он сам хотел проследить, как его обвяжут и как он будет бороться с бурунами.