Путь к тишине. Часть 2

Сиреневый Кот

Кедвин, подойдя вплотную, подняла руку и прикоснулась кончиками пальцев к его губам.

Митос осекся и замолчал, вспомнив, где находится и с кем разговаривает. Он попытался возразить, но Кедвин мягко обхватила его за шею, притянула к себе, и все так же молча закрыла ему рот поцелуем.

— Ну что? Успокоился? — спросила она, отстранившись. — Тогда давай все с начала и по порядку.

*

Разговор получился долгим.

Митос, устыдившись своей вспышки, говорил легко, хотя и без большого удовольствия, примирившись с необходимостью поделиться тем, что привык держать при себе.

Кедвин

правильно уловила его настроение. Не прерывала и не торопила, слушала все подряд, не гадая, относится это к делу или нет, и собирая в одну картину про себя. К тому времени, когда они, устав сидеть на одном месте, неторопливо пошли по тропке вокруг озера, картина эта уже была достаточно ясной.

— Да-а, вот как все объяснилось, — проговорила Кедвин. — Мне всегда чудилось что-то… слишком искусственное в этой истории о Союзе Четырех. А это всего лишь легенда!

— В каком-то смысле так и есть. Подумай сама: что реально могут сделать всего четыре Всадника, будь они хоть четырежды Бессмертными? Разорить крошечную деревушку нищих кочевников? Ограбить караван, хозяева которого решили сэкономить на охране? Разве этого достаточно, чтобы держать в страхе города и государства?.. Любая шайка разбойников-смертных управилась бы с той же работой не хуже. Для того же, чтобы сотворить живучий образ, не нужно иметь великую армию.

— О да, — вздохнула Кедвин. — Я догадывалась, что ты редкий негодяй, но такого, признаться, не ожидала.

— Спасибо за комплимент.

— Не за что… Кое-чего я все-таки не понимаю. Этот тип, Кронос… Да, такая порода людей мне известна. Но скажи, пожалуйста, что тебя связывало именно с ним? Легенда легендой, но ты был способен на большее, нежели создавать имидж мелкому разбойнику.

— Да, верно.

— Тогда ради чего ты тратил на него силы столько времени?

Митос тяжело вздохнул:

— Признаться, я надеялся, что ты не станешь в это углубляться.

— И тем не менее…

— Ты знаешь, что такое Стокгольмский синдром?

— Примерно представляю.

— А я это знаю по собственному опыту. Хотя слов таких в то время, конечно, не было.

— Постой, — Кедвин даже остановилась, — Ты хочешь сказать, что он тебя заставил?

— Нет… Не совсем. Он не заставлял меня присоединяться к их команде или выполнять его приказы, если ты это имеешь в виду. Но он нашел способ привязать меня к себе. Поверь, он был больше, чем просто мелкий разбойник.

— И как? — тихо спросила Кедвин.

Митос качнул головой:

— Честно, я не хочу об этом вспоминать. А рассказывать, тем более. Это был его особенный талант. Знаешь, бывают моменты, когда наше Бессмертие оборачивается против нас, лишая возможности хотя бы в смерти найти освобождение.

— Ты, и вдруг жалеешь, что не мог умереть? — приподняла брови Кедвин. — Вот это сюрприз!

— Может быть, может быть… Теперь это уже не имеет значения. Смерть тогда была единственной возможностью сохранить свободу, сохранить себя прежнего. Этого мне было не дано. А теперь ничего уже не изменить. Я сломался… Нет, он не хотел, чтобы я потерял рассудок. Я был нужен ему в здравом уме. Но это ведь только говорится, что нельзя заставить человека полюбить. Можно, и еще как.

— Значит, он таким образом добивался любви? — скривила губы Кедвин.

— Не только. Я получил то, чего хотел. Избавление от вечного одиночества и страха. Ты, наверно, тоже знаешь, что это такое, — вдруг почувствовать, что ты не один. Уже только этого было достаточно, для

меня. Но Кронос видел и другое. Он знал, чувствовал, насколько я сильнее его, и понимал, что не сможет удержать меня, если однажды я решу уйти. Он мог просто запугать меня… но и этого ему было недостаточно.

Митос помолчал, глядя себе под ноги, потом закончил уже совсем тихо:

— Я не мог ни убить его сам, ни пожелать ему смерти. Я боялся. Боялся потерять его. Боялся даже просто огорчить или не угодить… Это продолжалось недолго, даже такая зависимость со временем слабеет. Но кое-что осталось навсегда.

— Ты мог убить его тогда.

— Мог… и, вероятно, должен был.

Он отвернулся и снова посмотрел на озеро:

— Он ведь уже не был таким, как прежде… Человек может играть роль хоть бога, хоть кого угодно еще, но когда он сам поверит в легенду, придуманную для других, для него все кончено. С Кроносом так и было. Он продолжал слушать меня, мои советы, планы. Но по-настоящему уже не слышал. Не слышал, когда я пытался объяснить ему, что не хочу больше так жить, что вырос из этой жизни, как из старой одежды. Что будущего, какого я хотел, у Всадников нет и быть не может. Нужно было видеть, как он обшаривает очередной труп у дороги, прячет в сумку добычу и рассуждает при этом с немалым пафосом, что мы, Всадники, делаем историю! Смешно. А мне хотелось плакать.

Голос его на последних словах дрогнул. Воспоминание было одним из самых болезненных, хотя признаваться в этом он и не хотел.

— Митос, я… — начала Кедвин, но споткнулась, ища подходящие слова.

— Что?

— То, о чем ты только что рассказал… Скажи, тебе никогда не виделся в этом знак?

— Знак? В чем именно?

— В том, что, возжелав отомстить за свои беды проклятому миру, ты оказался на побегушках у полусумасшедшего разбойника. Представляю, чего ты мог натворить, окажись в твоем распоряжении настоящая армия или толпа религиозных фанатиков. Есть такая старая пословица — бодливой корове Бог рогов не дал. Русская, кстати.

— Хуже всего, что ты права. Бодливая корова… Да, я думал об этом. Возможно, я ошибался, и небеса были не так уж слепы и глухи.

— Ты всего лишь искал силы и свободы. Или нет?

— Да. Но не нашел ни того, ни другого. В итоге потерял и то, что имел… А потом долго пытался понять, что же сделал не так. Этот мир не просто противостоял нам. Он отторгал нас, как живой организм отторгает инородную инфекцию. Я стал снова жить в мире, среди людей. Но сам-то не сразу перестал быть Всадником. А это нужно было скрывать… Вот тогда я и научился прятать настоящее «я» в самых дальних уголках памяти, научился внушать себе, что я — это не я, а тот человек, которым решил стать. Ученый, крестьянин, торговец. Потом это стало привычкой, способом выживания, да. Я хотел, чтобы меня боялись. А в итоге сам должен был жить в постоянном страхе.

— В страхе?

— Да. Заново привыкать к одиночеству и беззащитности. Постоянно помнить о том, что Кронос жив и однажды найдет меня. Что тайна моего прошлого может разрушить мою новую жизнь… В общем, вполне справедливо.

— Ты считаешь себя виноватым в том, что все сложилось именно так? — осторожно спросила Кедвин.

— Не в моих правилах искать виноватых на стороне.

— Даже при том, что с тобой произошло? — не отставала Кедвин. — Почему ты так уверен, что то, что было между тобой и Кроносом, не изменило твоего отношения к окружающему миру? В конце концов, восприятие твое было искажено!