Путём всея плоти
Шрифт:
Настоятель у него был приверженец высокой церкви, умеренных и не слишком чётко сформулированных взглядов, человек пожилой, знававший на своём веку довольно викариев и давным-давно понявший, что отношения между викарием и настоятелем, точно как и отношения между начальником и подчинённым в любой другой сфере деятельности, — просто-напросто деловые отношения. Ныне у него служило два викария, из коих Эрнест был младший; старшего звали Прайер [198] , и когда сей джентльмен стал делать попытки сблизиться — как вскорости и случилось, — Эрнест из своего унылого одиночества с радостью на них отозвался.
198
Pryer, буквально, «выведывающий», «высматривающий».
Прайеру было лет двадцать восемь. Он окончил Итон [199] и Оксфорд. Был он высокого
— А, — отозвался Прайер наглым, покоробившим меня тоном, — но одна неестественная черта роднит весь мир ещё сильнее, — и смерил меня взглядом, в котором сквозило, что он считает меня старым занудой и ему глубоко плевать, шокирован я или нет. После такого вполне естественно, что нравиться мне он не мог.
199
Старинная (1440 г.) и очень престижная частная школа в Англии.
200
«Троил и Крессида».
Однако я опередил события; на самом деле, я познакомился с его коллегой-викарием только спустя три или четыре месяца после переезда Эрнеста в Лондон; теперь же мне надо заняться тем, какое влияние оказал Прайер на моего крестника, а не на меня. Кроме того, что он считался красивым, он безукоризненно одевался и вообще был из такого разряда, что Эрнест непременно должен был его бояться, но и попасть под его обаяние. Стиль его одежды был стиль очень высокой церкви, а его знакомства — исключительно из круга в высшей степени высокой церкви, однако в присутствии настоятеля он держал свои взгляды при себе, и у старого джентльмена, хотя он и косился на кое-кого из друзей Прайера, не было повода для недовольства достаточно явного, чтобы с ним порвать. Кроме того, проповеди Прайера пользовались популярностью, и вообще, говоря в целом, не лишено вероятия, что викариев хуже, чем он, нашлось бы много, а лучше — много меньше. Придя впервые к Эрнесту, он начал с того, что окинул моего героя с головы до ног проникающим взором и, похоже, не остался недоволен — ибо пришло время отметить, что Кембридж, обходясь с Эрнестом лучше, чем он привык, благотворно повлиял на его внешность. Можно даже сказать, что Прайер одобрил его настолько, что стал вести себя с ним прилично, а всякий, так поступавший, немедленно завоёвывал сердце Эрнеста. Очень скоро он выяснил, что партии высокой церкви, и даже самому Риму есть что сказать в свою защиту такого, о чём Эрнест и не помышлял. Это было первое отклонение в полёте бекаса.
Прайер представил его кое-кому из своих друзей. Это всё были молодые клирики, принадлежавшие к высочайшему ярусу высокой церкви, но Эрнеста удивило, насколько они, находясь среди своих, напоминали обычных людей. Это было для него настоящим потрясением; другим, ещё более сильным, оказалось то, что, как выяснилось, мысли, против которых он воевал, считая смертельными для своей души, и от которых, как ему казалось, он должен был избавиться раз навсегда при рукоположении, по-прежнему одолевали его; и также он ясно видел, что молодые джентльмены, составлявшие круг Прайера, находятся в таком же нелёгком положении, как и он сам.
Печально, очень печально. Единственным выходом, который видел Эрнест, было немедленно жениться. Но ведь он не знал никого, на ком бы хотел жениться. Собственно, он не знал ни одной женщины, женитьбе на которой он не предпочёл бы смерть. Это было одной из задач Теобальда с Кристиной — держать его подальше от женщин, и они настолько в том преуспели, что женщины сделались для него таинственными, непостижимыми объектами в пространстве, которых, если невозможно избежать, надо терпеть, но никак не искать и не поощрять. Что же до мужчин, которые любят женщину, или хотя бы просто хорошо к ней относятся, то Эрнест допускал, что так бывает, но считал огромное большинство заявлявших об этом вслух лгунами. И вот теперь стало ясно, что он слишком долго надеялся на чудо, и что ему ничего не остаётся, как подойти к первой встречной, которая согласится его выслушать, и предложить ей безотлагательно выйти за него замуж.
Он заговорил об этом с Прайером и очень удивился, узнав, что сей джентльмен при всём своём повышенном интересе к тем из своей паствы, кто молод и хорош собою, твёрдо стоит на стороне целибата священников, и точно так же все прочие благопристойные молодые клирики, с которыми познакомил его Прайер.
Глава LII
— Видите ли, Понтифик, дорогуша, — сказал ему Прайер во время моциона в Кенсингтонском саду спустя несколько недель после знакомства, — видите ли, Понтифик, дорогуша, ругаться с Римом — это, конечно, самое милое дело, но ведь Рим низвёл врачевание человеческой души на уровень некой науки, тогда как у нашей родной церкви, хоть она и гораздо более чиста во многих отношениях, нет сколько-нибудь выстроенной системы ни патологии, ни её
И в каких же аспектах, осведомился Эрнест, предлагает его друг вернуться к практике праотцев?
— Ну, ну, дружище, нельзя же быть таким невеждой. Вопрос стоит ребром: либо священник — это воистину духовный наставник, способный рассказать людям о жизни такое, чего им самим не прознать, либо он совершенное ничто — у него просто нет raison d’^etre. Если священник не является таким же целителем и наставником для души человека, каким врач является для его тела, что он тогда такое? Многовековая история показала — и вы, конечно, должны знать это не хуже меня, — что как невозможно человеку исцелять тело своих пациентов, не пройдя соответствующей подготовки в лечебнице под руководством умелых учителей, точно так же и душу нельзя излечить от её скрытых недугов без помощи людей, искушённых в душеведении, — то бишь священников. О чём говорит добрая половина наших служебников и богослужебных правил, если не об этом? Как, во имя мирового разума, можем мы в точности определить природу духовного расстройства, пока не наберёмся опыта лечения подобных случаев? Как обрести опыт без специальной подготовки? Мы теперь же должны начать экспериментировать сами, не дожидаясь помощи, которую мог бы предоставить нам обобщённый опыт наших предшественников, — просто в силу того, что их опыт никто никогда не обобщал и не координировал. А потому каждому из нас придётся поначалу сгубить множество душ, которые можно было бы спасти, зная несколько самых базовых принципов.
На Эрнеста это произвело огромное впечатление.
— Что же до людей, занимающихся самолечением, — продолжал Прайер, — то они не более в состоянии исцелить собственную душу, чем исцелить собственное тело или вести собственные судебные дела. В двух последних случаях все достаточно ясно осознают, как нелепо самим пытаться делать то, что должно делать профессионалам, и прибегать к их помощи считают чем-то само собой разумеющимся; но ведь душа — вещь замысловатая и сложная для лечения, и в то же время для человека гораздо важнее правильно обходиться с нею, чем с телом или деньгами. Как относиться к практике церкви, которая потворствует тому, что люди полагаются на совет непрофессионалов в делах, от которых зависит их благополучие в вечности, тогда как им не придет в голову подвергать опасности свои мирские дела таким нездоровым поведением?
Эрнест не усмотрел тут ни одного слабого места. Эти идеи смутно витали и в его мозгу, но ему никогда не приходилось их ухватить и расставить по местам. А уловить ложные аналогии и неуместность метафор ему недостало сообразительности; по сути дела, он был просто младенцем в руках своего коллеги-викария.
— И к чему же, — продолжал Прайер, — всё это нас ведёт? Во-первых, к необходимости исповеди, и протестовать против этого столь же нелепо, как и против анатомирования при обучении студентов-медиков. Да, конечно, этим молодым людям приходится видеть и делать много такого, о чём нам с вами и думать не хочется, но если они к этому не готовы, им лучше избрать другую профессию; они даже могут заразиться трупным ядом и умереть, но они вынуждены идти на такой риск. Так и мы, если мы стремимся стать священниками на деле, а не только по названию, мы должны познать самые мельчайшие и самые отвратительные детали греха, чтобы уметь распознавать его на самых разных стадиях. Кому-то из нас придётся в таких экспедициях даже погибнуть. Но с этим ничего не поделаешь; в любой науке есть свои мученики и жертвы, и никто из них не заслужит большей благодарности от человечества, чем те, кто падёт на ниве духовной патологии.
Эрнесту становилось всё занятнее, но, по кротости души, он ничего не сказал.
— Я не желаю такого мученичества для себя, — продолжал Прайер, — наоборот, я изо всех сил постараюсь его избежать, но если Богу будет угодно, чтобы я погиб при исследовании того, что считаю самым рациональным для Его прославления, — тогда, говорю я, не моя воля, а Твоя, о Господи, да будет [201] .
Это было уже слишком, даже и для Эрнеста.
— Мне рассказывали об одной ирландке, — сказал он улыбаясь, — которая говорила, что она — мученица пьянства [202] .
201
Лк 22:42.
202
Англичане (и не только они) считают пьянство национальной чертой ирландцев.