Пути Держателей. Книга первая
Шрифт:
В центре зала приютились несколько каменных кресел, низкий столик, шест для белоснежной птицы и единственная чаша-бассейн, чей край сверкает матовым величием обсидиана. Оплетая мебель и колонны, в воздухе парит множество Нитей, разложенных в пространстве сложным трехмерным узором.
Душа любого существа словно засыпает здесь. Засыпает сном ровным и детским, за считанные мгновения обретая умиротворение и покой. Страх, гнев, ярость битвы, ненависть к врагам, жажда мести — все это остается за порогом, сгинув в глубине широких слюдяных бассейнов. В душе отныне
Он у бассейна…
Мокено стоял у воды, с улыбкой разглядывая игру двух зеркальных карпов и покачивая крупной головой.
Не успев перешагнуть порога, Киоши оторопел, рассматривая хозяина пещер. К своему стыду, молодой тоэх даже не попытался скрыть разочарования…. В его родном мире отшельник был бы высоким седовласым старцем, величественно восседающем на огромном янтарном столбе среди туманной бездны. Прикрыв свои бездонные глаза, он бы снисходительно выслушал неразумного визитера, постукивая когтями по подлокотнику трона. Но Мокено…
Мокено был маленьким. Настолько, что едва достал бы юноше до пояса. Его огромная голова с безобразной залысиной покачивалась, словно в болезни. Редкие волосы, обильно тронутые сединой, колыхались под легким ветерком, наполнявшим комнату. Скрюченные артритом пальцы судорожно сжимали две изогнутые трости, на которые отшельник опирался при ходьбе.
Улыбка, не покидавшая искаженного недугами лица, при внимательном взгляде уже не казалась мудрой и проницательной — создавалось впечатление, что у старика просто свело скулы. Сухой, сгорбленный, болезненного вида — он показался Киоши обычным дряхлым дедом, легенды о мудрости которого не более, чем старинная сказка.
Тот, кого на Мидзури называли Мудрецом, обернулся, отчего его небесно-синий халат зашуршал по полу. Птица на шесте подняла голову, словно проснулась. Киоши показалось, что в этот момент замерла даже капель в коридоре.
Мокено неуклюже поднял темную морщинистую ладонь. Улыбка его стала еще шире, обнажая желтеющие зубы, но глаза вдруг искренне вспыхнули Синим светом.
— Приветствую тебя, Киоши!
Голос отшельника был тихим, словно стук сталактитовых слез, но одновременно сильным, как полноводный поток… Голова его вновь качнулась, словно шее было тяжело все время удерживать ее в одном положении.
— Я… вы… — юноша по-прежнему стоял на пороге, не зная, как быть дальше.
— Проходи в мой дом, — Мокено продолжал улыбаться, попробовав поклониться. Вышло неловко, жалко, отчасти даже смешно. Сжимаемые в руках палки со скрипом разъехались по зеркальному полу, отчего старик едва не упал.
Это как будто отрезвило Киоши, и тот мигом покраснел, столь же неловко шагая вперед.
— Прошу простить мое замешательство, почтенный старец… Я приветствую вас… мудрейший, и прошу позволения посетить этот дом. Прошу дозволения узнать у вас совета…
Стуча палками по полу, Мокено медленно двинулся к центру зала и с трудом опустился в невысокое каменное кресло с низкой спинкой. Закрепив костыли в специальных зажимах на
Заставив голову раскачаться еще сильнее, отшельник кивнул на соседнее кресло, но Киоши не сразу понял, что этот кивок предназначается ему. Запоздало спохватился. Продолжая краснеть от стыда и внезапного чувства беспомощности, он осторожно присел и сразу заметил, что обработанный камень вовсе не холодит кожу.
Тот, кого в легендах родного мира Танары считали Мудрецом, смог раскурить свою трубку только с третьей попытки — крохотное кресало танцевало в его ладони, грозя выскользнуть и упасть на пол, тем самым мгновенно приковав к себе внимание Киоши. Тоэх даже подался вперед, готовый подхватить кремень, если тот упадет, или еще хоть как-то помочь старику.
Без всякого сомнения, парень чувствовал себя обманутым, хотя отчего-то это чувство вовсе не желало разгораться ярче. Отвлекшись на непослушное кресало, юноша не заметил, как яркие синие глаза внимательно наблюдают за ним, улавливая каждый жест и эмоцию.
Наконец отшельник раскурил трубку, с улыбкой выпустил клуб дыма и многозначительно произнес:
— Не удивляйся, молодой Киоши.
— Вы знаете меня?
— Я же попросил не удивляться, — голос и манера речи старика вступали в открытую дисгармонию с его внешним видом, отчего тоэху становилось еще более не по себе. — Мои птицы сказали мне, что вы идете…
— Мой друг… он остался…
— Не волнуйся. Я уже пригласил его обождать в передних залах.
Дым тлеющих трав причудливо завивался, превращаясь в гибких переплетенных драконов. Вот над трубкой возник прозрачный замок, на шпилях которого развевались знамена. Он тут же рухнул, превращаясь в тонкое женское лицо, а через секунду клубы уже напоминали языки пламени.
Мокено слегка взмахнул кривыми пальцами, разгоняя видения, и Киоши невольно вспомнил Конту — в тот же миг сердце словно очнулось ото сна, застонав…
— Ты должен понимать, Киоши, что старик, в уединении живущий высоко на склонах дикой горы, знает не так много, как хотелось… Однако я вижу, что ты искренне жаждешь ответов, так что готов попробовать найти их в твоей душе…
Старик ожидающе замолчал, попыхивая трубкой. Голова его по-прежнему покачивалась, как у пластикового болванчика, когда-то стоявшего в автомобиле Бактияра…
Комната наполнилась приятным запахом неизвестных трав, отчего телу сделалось очень свободно. Киоши заставил себя собраться и не смотреть на глуповатую улыбку, не покидавшую лица отшельника.
Мысли путались.
Настал долгожданный миг, ради которого тоэх покинул Землю и прошел через опасности, и вот он не знает, с чего начать. Сидит перед тщедушным стариком, не способным самостоятельно прикурить трубку, и старательно подбирает слова.
— Начни по порядку… — негромко предложил отшельник, и Киоши даже не обратил внимания, с какой легкостью тот изучил его смятение.