Путями ветра
Шрифт:
– Что бы ни происходило, мы можем полагаться только на себя самих и нашу хранительницу Афину, – сказал я моим товарищам, опустившим весла, – разворачивайте корабль, мы пройдем путем более опасным, но коротким, дабы у властителей Лабиринта не было права усомниться в том, что Эллада держит свое слово и в срок выполняет древний договор.
Так случилось, что я стал распоряжаться жизнью моих товарищей и кораблем, изначально вверенным отнюдь не моей власти. Все мои помыслы в тот день были устремлены только к Тесею, и когда я отходил от него, чтобы
Вскоре мы заметили, что собирается буря. К ночи ветер, налетевший внезапно, едва не опрокинул корабль, Амфион успел только удержать обмотанные шкурами и связанные веревками сосуды с вином, часть же тех ритонов, которые стояли у борта, выпали в воду, и это еще было наименьшей нашей потерей. Ветер поминутно грозил сорвать парус и сломать мачту. Под обрушившимися на нас потоками воды нам оставалось только еще крепче держать весла, ожидая, что всех нас смоет в открытое море. Я видел лицо Месколпа, самого юного из нас и более всех испуганного уготованной нам погибелью, и тщетно старался заслонить от волн Тесея, чувствуя, что сердце его еще бьется, пока меня не отбросило от скамьи, и я не выпустил его из своих объятий. Когда же я дополз обратно, то услыхал шепот Эрвата:
– Царевич умирает!
Тесей был мертв, и все мы это видели, на мгновение позабыв о своей участи и о разгневанно бушевавшем вокруг море. Путь наш мог бы быть окончен, если бы мы не налегли на весла и нам не удалось бы выбраться из водоворота, едва не поглотившего корабль. Но мы клялись царю Эгею и своим отцам, что не возвратимся назад без победы, и я не собирался отступаться от клятвы, невзирая на мольбы тех, кто поддался страху и желанию поскорее ступить на твердую землю.
– Мы не повернем назад!
Тут вперед выступил Эрват.
– Ты всех нас погубишь, все мы потеряем жизнь и не добьемся ничего, посмотри на этот простор вокруг, на ярость, с которой не сладить смертным, и куда и с чем нам теперь направляться, когда Тесей мертв!
Все прочие поддержали его, но буря уже утихала, и я уже знал, что никому из них не позволю поддаться постыдной слабости. Или я не был названым братом Тесея и приемным сыном в его доме, если не был достоин заменить его в том, что не судили совершить ему боги?
– Никто из вас не повернет назад. Ты, Нетий, будешь и дальше вести корабль, пока мы не обогнем остров Вулкана и не увидим берег Секиры, а ты, Месколп, станешь играть нам, я буду заменять тебя на веслах столько, сколько хватит сил, но мы не возвратимся побежденными.
– Глупец Агенор, посмотри, он умер! Наш господин умер! – продолжал вопить Эрват, – Властители Лабиринта отвергнут нас и наши дары, потому что среди нас не будет истинного царя.
– Я заменю его и стану зваться Тесеем, – возразил я ему и, посмотрев в их лица, не увидел ничего, кроме сомнения, – вам лишь следует навсегда запомнить это, я – царевич Тесей, сын Эгея, забудьте все, что было вам известно прежде во
– Как осмелишься ты оставить тело умершего, не предав его земле, за это нас будет вечно преследовать это проклятие.
То было правдой. Но если бы мы прибыли на Крит и испросили разрешения на погребение на земле Миноса, тем самым мы признали бы наше поражение и были бы лишены всех наших прав, нам не позволено было бы вступить в Лабиринт. Кроме того, мы наверняка остались бы рабами минойцев, а это было бы еще большим позором для всех нас. Чтобы мы ни выбрали, мы оскорбили бы богов, но избегнуть выбора мы не могли.
– Я готов принять это проклятие на себя.
Эрват и еще двое юношей молча помогли мне облачиться в царские одежды, тело же нашего господина мы завернули в мой плащ и на рассвете опустили его в море. На сердце каждого из нас была тяжесть, и каждый понимал, что совершаем мы величайшее святотатство. Но все же я забрал себе бронзовые царские доспехи, ибо отныне имя мне было Тесей, сын Эгея.
– Да помилует нас Деметра и темноокая Персефона, откройте один из сосудов и вылейте вино в воду, ибо нет иных достойных жертв у нас в этот час.
Когда волны сомкнулись у самого борта корабля, и ароматная струя иссякла, мы снова стали свидетелями того, как встает над блещущим морем солнце, и многие из нас втайне возблагодарили судьбу за то, что опять видели свет несущейся в лазури огненной колесницы.
Наш путь лежал к острову Быка и Секиры, к острову властителей моря. И вот тогда я всецело предался своей скорби. Мысли мои заполнило все, что я когда-либо слышал о Миносе и его великом дворце.
О вечные боги моря, молю, помогите мне, но всех более молю тебя, о, великий Дионис!
Припасов и воды у нас еще хватит надолго, к тому же всех нас голод мучил меньше, чем ужас перед неизвестностью и усталость. Левкитас, время от времени сменявший меня на веслах, смотрел в мою сторону особенно угрюмо, всем был известен его гордый и заносчивый нрав, и я не сомневался, что он сам желал бы облачиться в пурпурный плащ Тесея. Было бы настоящей бедой, если бы между нами теперь разгорелась ссора и на палубу, едва высохшую после бури, пролилась бы кровь. Среди моих спутников, наверное, нашлись бы и другие недовольные, но скрывавшие свою неприязнь подобно Агатарху сыну Кассандра.
Много веков Крит хранил свои тайны, и ничто минойцы не укрывали столь тщательно, как загадку священного Лабиринта. Жрецы вечности и вечные соперники Эллады, они пользовались своей безграничной властью над морем по договору, некогда заключенному с нашими племенами первым из династии царей Миносов. После его победы равными себе жители Крита признавали лишь царей Нила. Мы же вынуждены платить им немалую дань от каждого корабля, пересекавшего их морские владения, и каждые семь лет отправлять лучших из лучших служить их жрецам в течение года, ибо никому еще не удавалось сразить чудовище Лабиринта.