Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки

Рааб Селвин

Начав свое вступительное слово, Глисон представил графическое полотно преступлений, которые, как утверждало обвинение, доказывали массовые нарушения Готти закона РИКО. Прокурор проследил основные элементы дела: роль Готти как капо; дерзкий упреждающий заговор с целью убийства Кастеллано; появление Готти в качестве босса Гамбино; убийства и другие деяния, совершенные впоследствии по его приказу. Большая часть доказательств Глисона была соткана из восьми лет электронного прослушивания, которое вели следователи штата и ФБР. Переносясь в прошлое, присяжные слышали разговоры Готти в его личном кабинете рядом с клубом «Бергин», в доме Аниелло Деллакроче и, что самое страшное для Готти, в коридоре у клуба «Рэйвенит» и в квартире миссис Чирелли.

На ранних стадиях процесса бесстрастный

Готти внешне не обращал внимания на происходящее. Его заставили прослушать шесть часов инкриминирующих записей, которые проигрывались через динамики в зале суда, но он отказался надеть наушники, чтобы лучше слышать разговоры. Чтобы установить даты и доказать, кто присутствовал при подслушивании, обвинение показывало видео- и фотоснимки, на которых мафиози входили и выходили из «Рэйвенита». Иногда, когда фотографии мелькали на огромном экране, Готти отворачивался, как бы давая понять, что они не имеют для него никакого значения. Возможно, он наконец осознал, какой вред нанес ему его непреклонный приказ, согласно которому капо и важные солдаты должны были часто поклоняться ему в «Рэйвенит». Эти визиты обернулись бумерангом и теперь служили весомым доказательством того, что он — босс мафии.

Единственный раз, когда Готти полностью вышел из своего кокона, — это язвительная конфронтация с самым ожидаемым свидетелем обвинения, Сальваторе «Сэмми Быком» Гравано. Дезертирство стало для Гравано травмирующим опытом. «Когда он пришел, он был на взводе», — отметил Брюс Моу, заметив, что твердолобый Сэмми нуждался в постоянных заверениях, что прокуроры и ФБР поддержат его просьбу о снисхождении. Он сказал нам: «Долгие годы я ненавидел вас, ребята. Откуда мне знать, что вы поддержите меня и подтвердите, что я был хорошим свидетелем? «Перед тем как Гравано дал показания, Моу, Джим Фокс, комендант бюро в Нью-Йорке, и другие агенты часто встречались с ним, чтобы пообещать свою поддержку. «Мы хотели, чтобы он был спокоен и держал себя в руках и не струсил на суде», — сказал Моу.

В дни, предшествующие запланированному выступлению Гравано, листовки с фотографией лица Гравано, наложенного на тело крысы, распространялись возле здания суда и прикреплялись к деревьям и зданиям. Надпись гласила: «Эпитома крысы, которая лжет: Сэмми-лжец Гравано». Для своего дебюта в качестве свидетеля Гравано отказался от привычного стиля повседневной рабочей одежды и каждый день приходил в суд, одетый, почти подражая высокой моде Готти, в хорошо сшитые консервативные двубортные костюмы и соответствующие аксессуары. Не рискуя безопасностью своего исключительного свидетеля, правительство оцепило зал суда грозными маршалами США. В первом ряду скамеек, прямо перед группой поддержки Готти, ФБР разместило корпус мускулистых, подстриженных агентов из группы спецназа.

Гравано давал показания в течение девяти дней и был главным свидетелем процесса. Сидя в дюжине футов от стола защиты, он и Готти провели несколько дуэлей взглядов, причем Гравано не моргал и не выглядел встревоженным. Отвечая на сердечные вопросы Глисона, Гравано признался в целом ряде чудовищных преступлений, завершившихся его участием в девятнадцати убийствах, десять из которых произошли во времена Готти как босса Гамбино. Его описание планирования и обоснования казни Пола Кастеллано, а также убедительная поминутная реконструкция убийств в окрестностях Спаркса стали самыми весомыми аргументами в пользу этого конкретного обвинения.

Нелепые рассуждения Готти на одной из записей, сделанных в квартире Чирелли, о том, что полиция должна была убить Кастеллано, стали самым сильным аргументом защиты, оправдывающим его в убийстве Большого Пола. Гравано, присутствовавший в квартире, когда Готти сделал это замечание, отверг его как ложь, внутреннюю шутку. «Когда он говорит, что это сделали копы, скорее всего, копы, он делает выражение лица, двигает руками, ухмыляется», — свидетельствовал Гравано.

На большинстве процессов по делам мафии обвинители прибегают к помощи агентов и детективов, чтобы истолковать значение эзотерических выражений мафии, подсмотренных у жучков. Бык Сэмми был более убедительным свидетелем-экспертом, чем любой агент или коп, когда дело доходило

до расшифровки мафиозного жаргона и странных высказываний Готти. Благодаря Гравано обвинение предложило присяжным бесценный учебник по обычаям и традициям Козы Ностра. Субординация семьи Гамбино, движение денег к Готти, причины действий Готти и мотивы пяти убийств, заказанных Готти, были подробно разъяснены Гравано.

Пока Сэмми невозмутимо сидел на свидетельской трибуне, вокруг него царило напряжение. Две женщины пытались прорваться мимо охранников у входа в суд, крича, что он скрывает свои преступления. «Убийца! Я хочу плюнуть ему в лицо», — кричала одна из них, сумев добраться до двери зала суда. Позже она заявила журналистам, что Гравано причастен к убийству двух ее сыновей. Бомбовые удары стали почти обычным делом, и трижды приходилось эвакуировать все здание суда. Судья Глассер также не был застрахован от атмосферы злобы. После получения угроз убийства он был взят под круглосуточную охрану.

В течение пяти дней Гравано подвергался язвительным, скорострельным допросам Альберта Кригера, адвоката Готти, и Энтони Кардинале, проворного адвоката, представлявшего интересы Фрэнка Локасио. С помощью колких вопросов они пытались подорвать Гравано, намекая на то, что он подставляет Готти в преступлениях, которые сам совершил без ведома Готти. Кригер и Кардинале обрушились на Сэмми Быка как на «маленького человечка, полного зла», «змею» без совести. Кригер добивался от него признания, что единственный способ получить амнистию за преступления, совершенные им на протяжении всей жизни, — это преподнести правительству «голову Готти на серебряном блюде».

Не растерявшись, Гравано признался, что хотел избежать остатка жизни в тюрьме. «Я хотел перевернуть свою жизнь, и частью этого было рассказать правду обо всем своем образе жизни», — ответил он, отражая нападки защиты. Несмотря на ловкие попытки, адвокатам не удалось уязвить Гравано, выявив вопиющие несоответствия или откровенную ложь на любом этапе его показаний. Убедительный свидетель, он придал глубину и без того мощной версии обвинения, основанной на записях.

Чем дольше Гравано давал показания, тем больше ослабевало самообладание Готти. Он реже улыбался своим сторонникам и был заметно раздражен в шепотных разговорах с собственными адвокатами. Защита вызвала только одного свидетеля — налогового адвоката, который утверждал, что Готти был освобожден от подачи деклараций в Налоговую службу, поскольку находился под следствием за предполагаемые преступления. Мнение адвоката было явно ошибочным, и в ходе перекрестного допроса его показания были признаны бесполезными. В остальном защита полагалась на перекрестный допрос, чтобы опровергнуть другие пункты обвинения. Судья Глассер отказался разрешить защите вызвать нескольких свидетелей, чтобы оспорить слуховую достоверность пленок «Рэйвенита» и поставить под сомнение психическую устойчивость Гравано. Постановления Глассера о том, что свидетели не являются экспертами, вызвали бурный протест со стороны адвоката защиты Кардинале. Шквал пламенных возражений адвоката вызвал сияние на лице Готти. Он тепло пожал Кардинале руку, довольный тем, что хотя бы один из его адвокатов борется с авторитетом судьи и бросает ему вызов.

В своих выступлениях обе стороны сосредоточились на двух столпах дела — пленках и Гравано. Кригер и Кардинале пытались свести к минимуму записи как разговоры, вырванные из контекста, оправдывая язык Готти как гиперболическую игру, преувеличенный уличный разговор с грубыми людьми и азартными игроками — не комментарии босса мафии, санкционирующего убийства или говорящего о преступлениях. Если убийства и имели место, утверждали адвокаты, то их совершил главный свидетель обвинения Сэмми Гравано. От имени Локасио Кардинале утверждал, что одного его присутствия при разговорах, когда он не произносил ни слова, недостаточно для обвинения его в преступлениях РИКО. Оба адвоката обрушились на Гравано как на сочинителя небылиц, чтобы возвеличить свою значимость как свидетеля и добиться помилования. Большинству наблюдателей эта стратегия показалась слабой. Как они ни старались, адвокатам не удалось обвинить Гравано, а голос Готти звучал на записях кристально чисто.