Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки
Шрифт:
В своем выступлении Глисон сосредоточился на двух аргументах. Он заявил, что присяжные могли бы найти неопровержимые доказательства для вынесения обвинительного приговора по каждому пункту, основываясь только на показаниях Гравано или только на записях. По сути, обвинение подтвердило то, что обещал доказать Эндрю Малони в своей вступительной речи: «Это дело босса мафии, которого свалили его собственные слова, его собственная правая рука [Гравано]».
Прослушав записи и показания свидетелей в течение шести недель, присяжным потребовалось всего четырнадцать часов в течение двух дней, чтобы вынести вердикт. 2 апреля 1992 года Готти был признан виновным по всем тринадцати пунктам РИКО, а Локасио был осужден по всем пунктам, кроме одного незначительного обвинения в незаконных азартных играх. Окруженный
Два месяца спустя Готти вновь предстал перед судьей Глассером для вынесения приговора. Сложив руки и ухмыляясь, он отказался от возможности выступить перед оглашением приговора. Это не стало сюрпризом: пожизненное заключение без права на досрочное освобождение. Получив такой же приговор, Фрэнк Локасио, почти забытый обвиняемый на суде, выступил с восхвалением своего павшего лидера. «Я виновен в том, что был хорошим другом Джона Готти. Если бы на земле было больше таких людей, как Джон Готти, у нас была бы лучшая страна».
Рональд Куби, тогда двадцатисемилетний адвокат, который помогал юридической свите Готти, в тот день считал, что «Красавчик Дон» — это «классный поступок». Через несколько минут после того, как Готти выслушал приговор, Куби и другие адвокаты увидели его в камере предварительного заключения, где он переодевался из дорогого темного двубортного костюма, шелковой рубашки и желтого галстука в простой комбинезон заключенного. В дополнение к пожизненному заключению судья Глассер в порядке проформы взыскал с Готти 50 долларов на судебные расходы по оформлению документов.
«Он был совершенно расслаблен и широко улыбался», — вспоминает Куби. Первые слова, которые он произнес, были: «Этот судья знает, как сделать парню больно, выставив ему 50 долларов».
У здания суда толпа, многие из которой были членами команды охотничьего и рыболовного клуба Бергина, скандировала: «Освободите Джона Готти». Услышав приговор, протестующие устроили мини-бунт, переворачивая машины и вступая в потасовки с полицией и охранниками суда, пока их не разогнало подкрепление.
Готти был возвращен в свою камеру в МКЦ, но ненадолго. Его разбудили посреди ночи, а перед рассветом перевезли в полицейском кортеже в небольшой аэропорт в Тетерборо, штат Нью-Джерси. Джона Джозефа Готти, который ранее отказывался летать из-за страха перед авиакатастрофами, посадили на борт небольшого правительственного реактивного самолета. С закованными в кандалы руками и ногами, в окружении маршалов США, его доставили в тюрьму строгого режима в Мэрионе, штат Иллинойс, которая в то время была самой суровой тюрьмой в федеральной системе исполнения наказаний. В то утро 24 июня 1992 года его поместили в специальный изолятор, где он был «заперт» и практически до конца жизни находился в одиночной камере.
38. Горькое послесловие
Хорошие парни победили, но дорогой ценой.
Большими победителями стали оправданная команда обвинителей Восточного округа и отдел ФБР Брюса Моу — юристы и агенты, чья стратегия позволила победить Джона Готти. Если рассматривать это дело в более широком контексте, то чиновники министерства юстиции и бюро представляли поражение Готти как тяжелое психологическое потрясение не только для семьи Гамбино, но и для всей мафии. Джим Фокс, глава ФБР в Нью-Йорке, и прокурор США Эндрю Малони с радостью назвали причины возросшего беспокойства мафии. Первая: обвинительные приговоры показали, что правительство может осудить даже самого грозного крестного отца Козы Ностра. Возможно, еще более важной была причина номер два: Предательство Сэмми Быка Гравано, как были уверены чиновники, подточило самый сильный актив мафии — омерту. Став главным предателем страны, он предал огласке эффективность программы защиты свидетелей, созданной в соответствии с законом РИКО. Он доказал, что мафиози в любой точке страны могут спасти свои шкуры и начать жизнь заново, дав показания против вышестоящего лица. Отступничество всеми уважаемого Гравано, несомненно, увеличило оперативные
В то время как нью-йоркская правоохранительная аристократия публично выражала свой единодушный восторг по поводу свержения Готти, за закрытыми дверями ярость, вызванная расследованиями, испортила отношения между высокопоставленными чиновниками. В основе этого недовольства лежали последствия острой конкурентной борьбы за осуждение Готти и политики, проводимой ФБР и Мэлони.
Попадание ФБР в яблочко при прослушивании гостиной миссис Чирелли оставило отголоски недовольства в других ведомствах. Несколько самых поразительных пленок были получены в начале 1990 года во время суда над Готти на Манхэттене по обвинению в том, что он приказал застрелить Джона О'Коннора, лидера профсоюза плотников. Агенты ФБР записали разговор Готти о жизненно важных делах, касающихся офиса окружного прокурора Манхэттена Моргентау и оперативной группы по борьбе с организованной преступностью штата, возглавляемой Рональдом Голдстоком. Записи раскрыли возможную схему Готти по исправлению дела о нападении с помощью связи с присяжными. Сотрудники Моргентау и Голдстока совместно вели дело О'Коннора после нескольких лет интенсивного расследования. На одной из записей слышно, как Готти обсуждает попытку связаться с присяжным по имени «Бойл» или «Хойл», который, как считалось, был сотрудником коммунальной компании. Идея Готти заключалась в том, чтобы направить ирландских членов «Вестис» для поиска и воздействия на присяжного, который, предположительно, имел ирландское происхождение.
На другой пленке содержалась поразительная информация о том, что у Гамбино есть крот из правоохранительных органов, который шпионит для них. Из разговоров в квартире Чирелли стало ясно, что шпион сообщил мафиози о том, что офис строительной компании Сэмми Гравано в Бруклине прослушивается оперативной группой штата. Гравано в то время недавно был повышен в должности с консильери до младшего босса, и «жучок» мог открыть продуктивные области для расследования. Не менее тревожной была информация о том, что в обмен на вознаграждение «крот» передавал мафии конфиденциальную информацию о расследованиях штата и готовящихся обвинительных заключениях.
С согласия ФБР Малони, чьи федеральные прокуроры проверяли записи с квартиры Чирелли, решил скрыть эту новую информацию от Моргентау и Голдстока. Фрагменты разговора о фальсификации присяжных, решил Малони, были «слишком расплывчатыми», чтобы представлять ценность для прокуроров штата во время суда над Готти. «Им нечего было сказать о фальсификации действий присяжных или препятствовании правосудию», — утверждал Малони, на которого, по его признанию, повлияли возражения бюро против раскрытия другим ведомствам информации о существовании жучков Рэйвенита. — ФБР не доверяло офису Голдстока, потому что считало, что может произойти утечка информации», — признался позже Мэлони.
Моу согласился с Мэлони в том, что доказательств фальсификации присяжных было недостаточно. По его словам, основными задачами ФБР были успешное проведение проводов Рейвенита и выслеживание предателя, засевшего в правоохранительных органах. Федеральные чиновники были озабочены собственными приоритетами, и малейший намек во время процесса О'Коннора на то, что Готти подслушивают, мог прервать подслушивание в квартире Чирелли на ранней стадии и испортить дело РИКО, которое готовили группа Гамбино и Восточный округ.
Спустя несколько месяцев после унизительного поражения в деле О'Коннора Моргентау пришел в ярость, узнав, что ФБР утаило от него свои подозрения и доказательства возможной попытки подставить присяжных. Подкуп и запугивание присяжных были фирменным знаком Гамбино, хорошо известным прокурорам. Поэтому еще до начала процесса по делу о нападении окружной прокурор постарался предотвратить возможные подводные камни. Он и второй помощник, Барбара Джонс, взяли с Джима Фокса обещание предупредить их, если ФБР обнаружит какие-либо признаки заражения присяжных. Моргентау пошел дальше и обратился за помощью к Уильяму Уэбстеру, директору бюро. А Майкл Черкаски, главный обвинитель, думал, что получил аналогичное обязательство от Моу.