Пятицарствие Авесты

Ведерников Сергей Иванович

— Я понимаю ваше желание считать себя лучше других,

но зачем же это делать так откровенно?

— А чем вы можете доказать, что это не так? — настаивал

печник.

— Итак, вы считаете себя объектом естественного отбора

в его положительном проявлении? — насмешливо спросил

его Виктор.

— Как это?

— То есть считаете себя лучше других?

— Допустим...

— А вы знаете, какой отбор еще бывает?

— Какой еще?.. —

недоумевал мужчина. — Есть

естественный отбор, и всё тут.

— Это не так. Существует ещё групповой отбор.

— Что это такое?

— Пример такого отбора можно наблюдать у пчёл, у

Муравьёв.

— При чём же здесь люди?

— При том, что подобный отбор действует и в

человеческом обществе, поскольку человеческое общество —

это всё-таки большая группа отдельных особей. Но такой

отбор уместнее называть общественным. Ведь как устроена

пчелиная семья? Есть рабочие пчёлы, есть солдаты-

охранники, есть уборщики — кто там ещё?.. И если это

181

рабочая пчела, то это навсегда. Что-то похожее наблюдается и

в человеческом обществе. Вот вы рабочий, у вас есть семья,

обязанности в обществе, у вас уже возраст, и поэтому вам

вряд ли удастся поменять своё общественное положение,

например, повышением уровня своего образования. Во

всяком случае, абсолютному большинству людей,

находящихся в таких же обстоятельствах, это недоступно.

Такое же положение и у членов других социальных групп:

выделить себя из среды такой группы с повышением

общественного статуса законным путём довольно трудно;

есть, конечно, исключения, но они только подтверяедают

правило.

— А незаконным?

— А вот закон как раз и есть следствие общественного

отбора, его инструмент.

— Что-то сейчас не очень много внимания обращают на

закон, — вступил в разговор молчаливый преяеде мужчина,

понравившийся Виктору прямым и спокойным выражением

лица.

— Да, конечно... Старые законы уничтожены, новые ещё

только создаются, и есть большое сомнение, что они долго

будут работать. И вот такие смутные времена безза- конья

были временами разгула индивидуализма.

— А попроще?..

— Вспомните недавние очереди за водкой. Вот стоят:

хорошие, плохие, умные, глупые, здоровые, больные — все.

Но есть те, кто не стоит в общей очереди, кто по головам

других пробирается к прилавку. Вот вам наглядный пример

индивидуализма.

— Я думаю, все остальные в этой очереди такие же

индивидуалисты, только их

удерживает страх, — усмехнулся

печник.

— Что ж вы так плохо думаете о людях? Мне вот

кажется, что по своему самоопределению в обществе они

182

делятся на две категории: на тех, кто хочет быть господами и

слугами, и тех, кто не хочет быть ни теми, ни другими.

— Ну, господа и слуги — это, наверное, всё-таки, разные

категории, — возразила Полина Сергеевна.

— Нет — одна. Потому что они как педерасты: один

сверху — другой снизу. Даже если они и поменяются

местами, суть их от этого не изменится.

— А те, кто не хочет быть ни господами, ни слугами?

Они-то кем хотят быть?

— Людьми. Просто людьми. Однако простите, мне надо

уже выходить. Отсюда мне будет ближе.

Виктор взял свою дорожную сумку и направился к

переднему выходу, вовремя заметив, что автобус проезжает

по знакомым ему местам, откуда до родной его деревни было

около трёх километров, между тем как из районного центра

— больше десяти, причем неизвестно, ходит ли сейчас туда

автобус или хотя бы такси. Он попросил водителя

остановиться и, попрощавшись с попутчиками, вышел на

дорогу, знакомую ему с детства, так как зачастую приходил

пешком к этому перекрестку, где регулярно ходил автобус

между районным центром и небольшим поселком,

расположенным невдалеке. При посещении районного

центра или возвращении обратно жителям его деревни и

деревень, соседних с нею, было удобнее проехать автобусом

не совсем в нужном им направлении, чтобы затем пройти

пешком до дома в три раза меньшее расстояние. Позднее и к

ним в деревню, и ещё дальше автобусы ходили уже

регулярно, но лишь до недавнего времени — то ли потому,

что у районной администрации не было средств, то ли всем

было наплевать на эти забытые и заброшенные деревни. Идя

не спеша по дороге, давно не ремонтированной, с разбитым

асфальтом, Виктор с тоской замечал, что поля, ранее

обрабатываемые, засеваемые и приносящие урожай, теперь

запустели, ближайшие к лесу участки покрылись молодой

порослью берёз и осин, а расположенные вдоль дороги —

183

буйными зарослями ядовитого дудочника. Впрочем, через

некоторое время картина всё же изменилась, и дорога

проходила уже среди окультуренных полей, но он знал, что

это были поля другого хозяйства, на территории которого