Пыль и сталь
Шрифт:
— Прости, я давно не был на поверхности. Забыл, что для вас они ядовиты.
— Забыл он… Постой, а для тебя разве нет?
— Вовсе нет, — пожал плечами Драм и откусил шляпку мухомора.
Таринор изумлённо глядел на жующего эльфа, ожидая, что тот вот-вот выплюнет ядовитый гриб, но тот спокойно проглотил его и закинул в рот скрюченную поганку с таким видом, будто это была горсть лесных орехов.
— И что же, ты, выходит, совсем всеяден? А от сухаря, помнится, нос воротил.
— Не совсем, — ответил Драм. — Уларун благословил народ этельдиар, чтобы мы могли выжить там, где наши
— Вот уж странно слышать это от того, кто уминает поганки на завтрак, — усмехнулся Таринор.
— В Аркобанде нет коров, дающих молоко. Нет и пшеницы, которую можно размолоть в муку. Говорят, этельдиар столь долго прожили под землёй, что разучились усваивать пищу жителей поверхности. Однажды мне довелось попробовать сыр. На вкус он был неплох, но… Этого опыта мне хватило.
— Ладно, жуй свои грибы, а я займусь кроликом.
Путники позавтракали и вскоре продолжили путь. Уже спустя час они добрались до развилки.
— Здесь начинается малый Драконий тракт, — сказал наёмник, глядя на деревянный столб, торчащий из земли в том месте, где расходились дороги. — Отсюда до Дракенталя чуть меньше семидесяти миль. По пути будет Алый брод, замок Редхёрстов на мосту через реку Змеицу. Подорожной грамоты у нас нет, а откупиться точно не выйдет. Выпотрошат сумку, разденут до исподнего, а то ещё и в темницу бросят. Лучше будет обойти и поискать переправу в другом месте, благо речка совсем небольшая, можем даже перейти вброд или переплыть. Умеешь плавать, Драм?
— Умею, — отозвался эльф.
— На том и порешим.
Возможно, стоило бы выбрать другой путь, чтобы избежать нежелательных встреч, но Таринор не хотел делать больших петель. Да и весной мелкие дороги настолько отвратительны, что они рисковали утонуть в грязи. Заверению гарнизонов мостов, что дорожные сборы уходят на содержание дорог, можно верить не больше, чем обещаниям старосты. Хотя бы тракты поддерживали в более-менее приличном виде, да и то не везде.
Когда Таринор путешествовал один, то обычно негромко напевал себе что-нибудь под нос или просто молчал, погружённый в собственные мысли. Но если ему случалось ехать с обозом, то он всегда был рад хорошей беседе. Теперь, раз уж случилось идти вдвоём, его вдруг обуяло желание поговорить.
— Слушай, Драм, как ты… как твоя рука? — сбивчиво произнёс Таринор.
Он попытался завести разговор, но тему ещё не придумал.
— Лучше, чем вчера. С подземными лекарствами завтра будет в порядке, — донеслось из-под капюшона.
— Что за лекарства?
— Заживляющая мазь. Не спрашивай, из чего она сделана. Ты не захочешь ей пользоваться после этого, — усмехнулся эльф.
— Надеюсь, мне и не придётся. Знаешь, тебе нужно будет что-то сделать со своим акцентом. Не обижайся, но, когда ты говоришь по-нашему, кажется, будто у тебя не хватает зубов или куска языка.
— Приму к сведению, Таринор, — сухо ответил Драм, и вновь воцарилась тишина.
Драм то и дело поглядывал на небо. Оно отражалось в его грустных
— Опасаешься дождя? — спросил наёмник, — Скоро по пути должен быть постоялый двор. Их всегда хватает, когда идёшь торговыми трактами. Можем переждать непогоду там.
— Нет… Я жду, пока кто-нибудь из богов подаст мне знак.
— Чего? Каких ещё богов? — Таринор подумал, что если бы он ел в этот момент, то обязательно поперхнулся. Ему вспомнился ночной разговор.
— Раз я начинаю новую жизнь, мне нужен кто-то, кто будет вести меня, указывать путь. Уларун на поверхности не властен над судьбами своих детей. Теперь мне нужен новый, как вы говорите, путеводный огонь.
— Не говорим мы так, — неуверенно проговорил Таринор. — Слушай, а это обязательно? У меня вот нет никаких покровителей, я сам по себе. И, знаешь ли, прекрасно себя чувствую.
— Это не так, — эльф неожиданно посмотрел на наёмника из-под капюшона. — Если ты не знаешь о нём, это не значит, что его нет. Ты можешь не видеть дороги, по которой идёшь, но ты всё равно будешь идти по ней. И ты обязательно оступишься, если будешь продолжать не замечать её.
— Если я не вижу дорогу, это значит, что наступила ночь и мне стоит найти ночлег, — рассмеялся Таринор. — Может быть, это потому, что у вас там не видно дорог.
— Я уверен, что ты меня понял, — холодно ответил эльф.
— Ладно, не обижайся. И кто же должен дать тебе знак? Как он должен выглядеть?
— Я не знаю. Но когда я увижу его, я точно пойму. Это может быть дикий зверь, видение или упавшая звезда. Когда-то давно, когда народ эльфов был единым, у него было множество богов, но мы теперь чтим лишь нескольких из них. Уларун, защитник и покровитель etheldiar, Шесарран указывает путь заблудившимся в жизни и в Подземье, Ирумия направляет руку мстящего. Увы, боюсь, они отвернулись от меня ещё до того, как я вышел на поверхность. Из прежних богов мы чтим лишь верную сестру Уларуна, Селименору, — последнее имя Драм произнёс особенно таинственно и благоговенно, полушёпотом.
— Сели… Чего? — переспросил Таринор.
— Некогда она носила имя Селимэ — сестра Аларо. Она не последовала за ним в Бездну после изгнания, когда он стал Уларуном, но сохранила сестринскую любовь к нему, несмотря на запрет Иллании и Элеадара, их родителей, старших эльфийских богов. За это её нарекли Селименора, Селимэ ночная. Из всех hiraid sar, старых богов, etheldiar наиболее благосклонно относятся к Селименоре, принцессе лунного света, среброокой госпоже.
— Ну, теперь всё понятно, — сказал Таринор, сдерживая улыбку.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что ты сам выбрал себе покровителя. Вот как это будет. Наступает ночь, от избытка свежего воздуха тебе кажется, что луна подмигивает тебе, и ты считаешь это знаком. Потом ты одеваешься в серый балахон и поёшь гимны во славу среброокой и луноликой, или как там её.
— Если Селименора сочтёт нужным подать мне знак, так тому и быть, — раздражённо ответил эльф. — И не стоит тебе так пренебрежительно отзываться о богах, Таринор. Кара за насмешки может быть очень жестокой.