Пылающий мир

Марион Айзек

Внутри поднимается тошнота, и внезапно мне захотелось оказаться в другом месте. Может, в туалете. Я закрываю глаза и делаю медленные вдохи.

— … но они были достаточно близко, и видели, что на верхах что-то идёт не так. Конечно, если верхи вообще существовали.

— Рози… — начинает Джули, но замолкает. — Генерал Россо, лидер Стадиона, говорил, что Аксиому уничтожили много лет назад.

Эйбрам открывает рот, чтобы ответить, но кое-кто опережает его. Неожиданно раздаётся третий голос:

— Семь лет назад. Руководители были убиты,

штабы разгромлены, — всё похоронило землетрясение. Но он сказал, что останавливаться нельзя.

Джули с Эйбрамом глядят на меня.

— Да что с ним такое? — спрашивает её Эйбрам. — Его радиацией облучило?

— Это тебе Рози сказал? — недоуменно спрашивает Джули. Я несколько раз моргаю.

— Неважно, — вздыхает Эйбрам. — Да, в Нью-Йорке мы провернули большое дельце. Филиалы потеряли контакт с Главным, и долгое время никто не знал, что происходит, и даже существует ли ещё организация. Но через пару лет снова начали поступать приказы, сообщения о том, что Главный выжил. Первый филиал был перестроен, и всё стало хорошо. Мы верили в это до сих пор.

Джули оглядывается за спину и вздрагивает. Нора стоит, скрестив руки на груди и прислонившись к двери в кабину, и слушает. Между пальцами болтается жёлтая смятая брошюра.

— Не обращайте на меня внимания, — говорит она. Эйбрам переключается на Джули.

— Но к тому времени, когда я оставил работу ради кампании на западном побережье, пошли слухи. Секретные встречи. Я бы сказал, как минимум половина филиала к чему-то готовилась.

— К чему? — спрашивает Джули.

— К свержению Главного. Может, к разделению организации на местные органы власти. Они не озвучивали подробности.

— Полфилиала против сети национальных ополчений? Да как бы это сработало?

— В деле оказались и остальные филиалы. Называй происходящее революцией, если это задевает твои подростковые чувства.

Джули щурится.

— Во-первых, я не подросток…

— О, точно, у тебя же был день рождения. Теперь всё по-другому.

— … а во-вторых, когда ты стал революционером, Эйбрам Кельвин? — она щурится ещё больше. — С каких пор ты сражаешься за что-то кроме своего маленького домика?

Эйбрам сохраняет равнодушный вид.

— Мы летаем по всей стране, ища путь вперёд, а ты только и делаешь, что бежишь от каждого полученного шанса. А теперь ты вдруг такой: «Вива революция!» Ты вдруг стал с нами солидарен, но забыл об этом упомянуть?

Лицо Эйбрама никогда не покидает слабая усталая усмешка, но сейчас она кажется немного вымученной.

— Я не собирался лезть в филиал Аксиомы, потому что мы все в списке разыскиваемых. Если переворота ещё не произошло, будет сложно связаться с моими контактами. И да, я бы предпочёл рыбалку в горах вместе с дочерью попыткам спасти мир с кучкой сумасшедших детей. Но если выбирать между этим и путешествием в одну сторону к замёрзшим скалам в океане, я выберу революцию.

Джули качает головой.

— Ты — кусок дерьма.

— На самом деле, нет.

— В

Питтсбурге ничего нет. Ты просто хочешь приземлиться, чтобы сбежать. Эйбрам кивает.

— Справедливо, но неверно. Ложь — это не моё. Джули хохочет.

— Правда, что ли?

— Отец учил меня: соврёшь кому-то — дашь ему силу. Ложь сделает тебя подсудимым, а его — судьёй. Говори правду и разбирайся с тем, что получилось. А враньё для слабаков.

Джули хохочет.

— Ты полный кусок дерьма.

— Вообще-то, — говорит Нора. — Может, это и не так.

Она разглаживает жёлтую брошюру и протягивает её Джули.

Джули просматривает коряво исписанные страницы с рисунками. Брошюра похожа на средневековую рукопись, освящённую пьяными монахами. Она поднимает на Нору изумлённые глаза.

— Где ты это нашла?

— В аэропорту, конечно же. В тысячах миль ото всех. Думаю, у РДК обсессивно-компульсивное расстройство.

— Почему ты раньше мне не показала? Нора одаривает её холодным взглядом.

— Ты выстрелила в парня на глазах у его дочери. Кажется, было неподходящее время.

Джули вздрагивает. Подозреваю, Нора уже давно не на её стороне. Джули переключает внимание на жёлтую бумагу, почти полностью спрятавшись за листами, а я читаю через её плечо.

Джули перелистывает страницу.

— Это было два года назад. Ты не думаешь, что мы бы что-нибудь да слышали?

— Да ладно тебе, — говорит Нора. — Два года назад мы даже не знали, что Аксиома до сих пор существует. Может, теперь Питтсбург стал полноценным экстремистским государством.

Из задней части самолёта доносится стон, и Джули наклоняет голову в сторону звука. Рядом с туалетами останки её матери ждут, привязанные к креслу. Только я не знаю, чего именно. Сомневаюсь, что и Джули это знает, но я вижу, как на её равнодушном, мокром и подавленном лице возникает эмоция.

— Мы не можем, — бормочет она. Её глаза стекленеют. — Мы должны ей помочь.

— Мы поможем, Джулез, — говорит Нора. — Но, как ты думаешь, чего ей хочется прямо сейчас?

Ещё один длинный болезненный стон, сильно отличающийся от предыдущих стонов бессмысленного голода.

— Джули, — говорит Эйбрам, и она вздрагивает от звука своего имени. — Я знаю, почему ты это делаешь. Я бы сделал то же самое. Но, если ты когда-нибудь всерьёз говорила о спасении мира, ты позволишь мне посадить самолёт. Потому что мы пролетаем мимо твоей первой настоящей возможности что-нибудь сделать.