Пылающий мир
Шрифт:
— Ты сказал, с тех пор, как был здесь в последний раз, прошёл год? — спрашивает Джули у Эйбрама.
— Верно.
Она переводит взгляд от одного пустого здания к другому.
— А тогда здесь были люди?
Перед тем, как ответить, он минует ещё один квартал.
— Наверное, они переехали в центр города и сосредоточились там.
«Как часто добыча обгоняет хищника? Хищник создан, чтобы побеждать, и если бы так не происходило, если бы пожирание слабых не было выгодно, то и хищников бы больше не осталось. Но хищники будут
«Кем бы ты ни был, — отвечаю я меланхоличному бормотанию. — Заткни свою пасть».
К моему удивлению, он повинуется, оставляя в тишине лишь отзвук негодования. Теперь я — просто я, наблюдающий за призрачными башнями Питтсбурга, проплывающими мимо.
Интересно, сколько людей живет в моей голове. Наверное, каждый день рождает новую версию меня, со своими мыслями и чувствами. Очередь из тысячи человечков тянется от сегодня до вчера к юности и младенчеству, они спорят и дерутся за места. Это бы многое объяснило…
* * *
Эйбрам ведёт нас к реке, которая течёт к центру города, питаясь от переполненного океана, пока не выйдет из берегов и не превратит парки в пруды. Единственный видимый путь через море — одинокий ярко-жёлтый мост.
— Мне бы хотелось отметить, — говорит Нора, что мы идём по мосту так же скрытно, как идёт парад.
— Доверься мне, — отвечает Эйбрам.
— Почему я должна это делать?
Эйбрам тормозит у входа на мост и сбрасывает рюкзак с правого плеча. Он копается в нём, пользуясь только правой рукой и придерживая больную левую у бока, но всё ещё вздрагивая от движений. Я замечаю, что Джули вздрагивает вместе с ним. Я собираюсь предложить ему какую-нибудь помощь, но в это время он находит то, что искал, и выпрямляется. Смотрит в бинокль на тот край моста, делает облегчённый выдох и протягивает его Джули.
— Хорошо. Я был прав. Они просто переехали в центр.
Джули смотрит, кивает и передаёт бинокль мне, словно мы — группа туристов, изучающих вид. Я вижу офисные окна. Летающих птиц. Жёлтую расплывчатую голову Джули. Потом я нахожу мост. Увеличение уводит меня на тот конец моста, за пятнадцать метров от мужчин в бежевых куртках, которые терпеливо стоят и наблюдают, держа винтовки у бёдер.
— Хорошо, — говорит Джули. — Значит, мост охраняют солдаты Аксиомы. Это… хорошо?
— Лучше пустого города, — говорит Эйбрам, двигаясь к пандусу, проходящему под мостом. — Может, переворот ещё готовится.
— Эйбрам, — говорит Джули. Он останавливается и оборачивается. — Ты правда так думаешь?
— Я знаю, что он готовился. Думаю, и сейчас тоже.
— А ты правда хочешь, чтобы так было? Хочешь уничтожить людей, которые помогли тебе подняться?
Эйбрам смеётся.
— Слушай, если ты думаешь, что я люблю Аксиому за то, что они помогли мне «подняться», то ты не знаешь меня и Аксиому. Она не построена на любви, это бизнес.
Он снова шагает.
— Между прочим, если кто-то и помог мне подняться, то это не Главный. Это ребята, с которыми мы хотим встретиться.
Воздух под мостом прохладный из-за тени от стальных балок. За одним из опорных столбов, в углу бетонной стены, куда додумался бы заглянуть только работник коммунальной службы, находится крохотная стальная дверь. Он открывает её и показывает на темноту внутри.
— Что это? — спрашивает Джули.
— Тоннель метро. Он проведёт нас под рекой и выведет на территорию филиала. М качает головой.
— Нет. Я даже не пролезу.
— Намажься чем-нибудь, — отвечает Эйбрам. — И пролезешь. Он тянет руку к Джули.
— Не против вернуть фонарик, который ты у меня стащила?
Она вытаскивает его из кармана, включает, наводит на дверной проём и кивает.
— Веди.
Он вздыхает.
— Ты просто кремень, да? Спорим, для Перри ты была ужасной головной болью.
— Я думала, ты не хотел говорить о Перри.
— Он поэтому умер? Ты его довела?
— Заткнись, — огрызается она, сверкая белками глаз и поднимая пистолет. Эйбрам поднимает руки вверх, поражённый её реакцией.
— Ладно, ладно.
Она указывает фонариком на дверь.
— Пошли.
— Идём.
Он берёт Спраут за руку и исчезает в темноте. Джули идёт следом, за ней иду я и Нора, а позади нас кряхтит и изрыгает проклятия М, пытающийся пролезть в дверь. Луч фонарика рассеивается на асфальте, тускло освещая крутую, как стремянка, лестницу.
— Пап, — говорит Спраут. — Мы идём домой?
— Это не наш дом, травинка, — отвечает Эйбрам. — У нас нет дома.
— Когда он у нас появится? Тишина.
— Может, мы его построим? Тишина.
Глава 21
МОЯ ТЮРЬМА.
Пол в камере похож на пятна на картине импрессиониста, но, поскольку еду подают только в столовой, это могут быть только жидкости тел. Когда я поднимаюсь вверх, то чувствую их под ладонями — жирные, липкие, а когда опускаюсь вниз, могу учуять их запах: солёная, мясистая, болезненная сладость — гнилой одеколон человеческой порочности.
— Сколько раз ты отжался? — спрашивает Пол из камеры в другом конце коридора.
— Я не считаю.
— А как ты узнаешь, когда хватит?
Руки горят и трясутся. Живот так напрягся, что сейчас лопнет. По лицу струится пот, добавляя свежий рассол в суп на полу, который я заставляю себя вдыхать, смакуя сырую мерзость.
«Это — то, что мы есть, — с каждым вздохом говорю я себе. — Кровь, моча и сперма».
— Только что узнал.
«Счисти нас. Отмой добела».
— Я рад, что ты с нами, Р… — улыбаясь, говорит Пол. — Только сильные мужчины верят в правду. Войне Господа нужны сильные воины.