Пылающий мир
Шрифт:
Не знаю, как это остановить. Мы потерялись на старых тропинках, попались в старые ловушки. Мы должны были идти через этот тёмный лес бок о бок, но я чувствую, как дистанция между нами увеличивается.
* * *
Уровень воды растёт, пока поток почти не превращается в реку, ползущую под Аллегейни, как её застенчивый ребёнок. Топливо поездов создаёт на его поверхности психоделическую радугу, которая бешено завихряется, когда мы пробираемся вперёд. Когда вода поднимается Спраут почти до пояса, Эйбрам пытается посадить
— Всё хорошо, папа, — говорит она и берёт его за руку. — Я в порядке.
Он морщится, но соглашается и движется вперёд, крепко сжимая её руку.
— Знаешь, я тоже злюсь на Джули, — говорит он. — Но она права. Я бы не взял тебя сюда, если бы здесь было опасно.
Спраут смотрит на капающий потолок.
— Здесь правда безопасно?
— Правда. Когда я был маленьким, я собирался сбежать от людей сюда. Когда у меня были низкие показатели, и босс-отец сделал мне выговор, я убежал и спрятался в этих туннелях, — на его лице появляется тревожная задумчивость. — Я спал на лавочке на станции Первая улица, пил капли с потолка… Иногда я прятался по нескольку дней, пока сильно не проголодаюсь, — он хихикает. — Тогда я начинал видеть всякие вещи и понимал, что пора возвращаться.
— Что ты видел? — с тревогой спрашивает Спраут.
Сначала он не отвечает. Он идёт вперёд, в темноту, за светом фонарика.
— Рот.
— Рот?
— Когда мне становилось очень одиноко и голодно, туннель превращался в огромный круглый рот с зубами по кругу. Я представлял, что этот монстр был больше вселенной, и он собирался поглотить всё вокруг.
— Боже, — говорит Нора. — Может, хватит?
Эйбрам качает головой, словно избавляясь от ностальгии.
— Но, в любом случае, здесь безопасно. Здесь тихо, мирно, никто не знает об этом месте, и никто нас не достанет.
Спраут не поддерживает разговор. Она возвращается в своё обычное тревожное молчание.
— Эйбрам, — осторожно спрашивает Нора. — Как твои швы? Не чувствуешь, как поднимается температура? Голова не кружится? Бреда нет?
— Я в порядке, спасибо, Нора.
Нора смотрит на М и поднимает брови. Интонацию Эйбрама всё труднее распознать, сарказм уже не так очевиден. Я начинаю думать, что его шутка о плавании на самом деле не была шуткой, но туннель, наконец, идёт под уклон и вода отступает. Фонарик освещает станцию впереди.
— Наша остановка, — говорит он, и мы поднимаемся по служебной лестнице на платформу.
Джули бегает фонариком вдоль заплесневелых кафельных стен, ища выход.
Луч падает на скамейку, где лежит заплесневевшая, изъеденная крысами подушка и такое же одеяло. Бесконечные капли падают в банку из-под супа, стоящую рядом, но она слишком ржавая, чтобы удерживать воду. Рядом с ней лежит альбом.
— Да ладно, нет! — бормочет Джули. — Он не может быть твоим.
Эйбрам смотрит на старую картинку, альбомные листы размокли, рисунки размылись в пятна Роршаха [10] . Из него рвётся смех.
10
Пятна
— Пошли, — говорит он и быстро направляется к лестнице.
Мы поднимаемся следом за ним к надземному терминалу, тускло освещённому дневным светом, который стекает по лестницам, ведущим к выходу. Выцветшие плакаты в киосках рекламируют телефонных провайдеров, страховые компании и прочие абстрактные вещи, которые почти невозможно понять современному уму. Все указатели исправлены краской из баллончика, теперь стрелки ведут в места, которые ожидаемо не принесут ничего хорошего: налево — СМЕРТЬ, направо — АД, а вверх по лестницам — АКСИОМА. Джули начинает двигаться к лестницам, но Эйбрам вытягивает руку:
— Стой, — он открывает дверь, на которой написано: «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА» и шагает в комнату, которая, должно быть, была комнатой совещаний для работников метрополитена. Длинный стол, белая доска, несколько офисных кресел, валяющихся на полу. Не знаю, что Эйбрам ожидал найти, но здесь этого нет. Единственным доказательством того, что комнатой когда-то пользовались, был слабый несмываемый след крови на бежевом линолеуме.
Эйбрам секунду смотрит на пятно, потом разворачивается и направляется к лестницам.
— Это и была тайная комната для собраний? — спрашивает Нора, когда он протискивается мимо неё. — Плохие новости? — он не обращает на неё внимания и срывается на бег. Джули бежит за ним, но я чувствую, что его спешка не имеет ничего общего с побегом. По большей части это — гнев. Знакомое выражение его жёсткого лица, но здесь есть ещё что-то, чего я раньше не видел.
Горе?
Мы выходим на дневной свет в центре Питтсбурга, и по мне пробегает странный холодок. Не от мрачного и ужасного зрелища, а от его неестественного отсутствия.
Город стоит в первозданном виде.
Улицы очищены от брошенных машин, убраны мусор и обломки. Большая часть зданий недавно покрашена в успокаивающие нейтральные цвета, а дома, имеющие структурные разрушения, полученные в давнишних конфликтах, окружены лесами и виниловыми листами — они ремонтировались, и теперь выглядят настолько старомодно, что сомневаюсь, понимает ли Спраут, что она видит перед собой. Но что действительно нервирует на этой картине, так это отсутствие людей. Мечта городского архитектора — сверкающие высотки, рациональная планировка и нет надоедливого населения, чтобы всё это разрушить.
— Что тут происходит? — бормочет Джули, вытаращившись на небоскрёбы, как турист из маленького городка. — Эйбрам?
Но Эйбрам не останавливается. Он шагает к толстой башне из голого бетона в стиле брутализма, которая выглядит неуместно в историческом центре города.
— Эй! — кричит бегущая следом Джули. — Что ты делаешь?
Несмотря на первое впечатление, город не совсем пуст. У входа в здание стоит охрана.
— Эйбрам, стой!