Рабыня Малуша и другие истории

Старейшина рода Вирт умирал. Еще утром он почувствовал слабость в груди, но не придал этому значения и вышел во двор подправить и заточить рало для осенней пахоты. Но вдруг сердце кольнуло с такой силой, что он потерял сознание и упал на траву.

Здесь его, беспомощного, и увидел возвращающийся с охоты сын Корж, на руках отнес тощее тело старика в избу и положил на отцову лежанку, на которой была постелена слежалая солома.

Старик лежал молча и только тяжело дышал приоткрытым ртом, чернеющим в седых зарослях бороды и усов. Но глаза его были открыты, и он медленно поворачивал зрачки глаз, оглядывал бревенчатые стены родного до боли жилища, где ему была знакома каждая трещина в дереве, каждый сучок, – еще бы, он вместе с отцом Антом и братьями, тогда еще недорослями, рубил сруб и ставил эту просторную избу. Тогда еще Ант был в силе и полагал, что места должно хватить всему роду.

Да только после его смерти все повернулось иначе. Подросшие Остер и Кожема женились и пожелали жить отдельно от старшего брата, предварительно разделив имущество и земельный клин. Споров при дележе не возникло, – братья были приучены отцом к взаимовыручке и поддержке друг друга, что и свято соблюдали всю пока еще недолгую жизнь.

Возле лежанки умирающего старика сидел Корж и с жалостью смотрел на отца. Но вот Вирт обратил взгляд на сына, словно о чем-то вопрошая его. Тот понял его и, положив руку на слабую, безвольно распластанную кисть старика, тихо проговорил:

– Вита с Малушей пошли за братьями.

Веки лежащего ненадолго прикрылись, словно бы давая знать, что именно это он и хотел узнать от сына. Корж молча смотрел в лицо отца и свободной рукой отгонял жирную назойливую муху, упорно стремящуюся сесть на голову умирающего.

Наконец за дверью раздались голоса, и в избу вошли Остер с женой Праскевой, Кожема с беременной Радой, следом за которыми следовали понурые Вита и Малуша.

– Как он? – спросил Остер.

– Кажется, отходит, – тихо ответил ему Корж.

Все расселись вокруг лежанки старейшины, и Корж рассказал им, как все случилось.

– Может, ведуна позвать? – предложил было Остер, но Корж только махнул рукой.

Вита, обратив внимание на угасающий очаг, велела Малуше подбросить хвороста, что та быстро и сделала. Разгоревшийся огонь бросал блики на стенам избы, от которых лицо Вирта казалось розовым, словно бы оживавшим.

Через какое-то время Вита встала и неспешно, стараясь не шуметь, начала накрывать стол для вечерней трапезы. Праскева и Рада присоединились к ней, доставая из узелков принесенную с собой еду.

После того как все расселись за столом, Корж, на правах старшего, отломил от лепешки кусок и бросил его в огонь. Затем почерпнул ложку похлебки и тоже плеснул в очаг. Пламя зашипело, но почти тут же воспряло. Это означало, что души умерших предков рода, живущие под очагом, приняли дар. Стало быть,

Малуша, как и отец, также отломила небольшой кусок лепешки, вышла из-за стола и, сев на чурбак в изголовье умирающего дедушки, вложила ему хлеб в ладонь и согнула его пальцы. Рука старика слегка дрогнула, а из краешка глаза вытекла нежданная слеза, которую Малуша вытерла своей ладошкой.

Взрослые молча наблюдали за девочкой, а ее мать подошла к дочери, обняла и нежно погладила по русым волосам.

Утром, когда солнышко только начинало подниматься над Подолом, Корж вздохнул в останний раз, вздрогнул и застыл навсегда. Душа его устремилась к далеким предкам рода с тем, чтобы отныне навек пребывать вместе с ними.

Постояв недолгое время у лежанки покойника, сыновья молча ушли рыть могилу, – по обычаю рода умершего надо похоронить до захода солнца. Женщины начали собирать одежду покойного, которую ему следовало взять с собой в долгий безвозвратный путь.

Корсту [1] для собственных похорон Вирт, словно предчувствуя скорую кончину, изготовил еще прошлым летом и держал ее под навесом подле овина.

Возвратившиеся после полудня мужчины, не мешкая, взялись за приготовление к похоронам. Покойника переодели в свежую ноговицу [2] , усадили в изголовье саней, положив его руки на колени. В ногах поместили корсту с покровиной [3] . Люди спешили: нужно было исполнить все полагающиеся церемонии засветло, чтобы душа Вирта не заплутала во тьме.

У дома Коржа собрался весь род. Женщины рыдали, поминая добродетели умершего. Процессия тронулась к родовому погосту, располагаемому на высоком яру над Днепром.

Впереди всех на правах нового старейшины шел Корж, высоко поднял черное знаменно. Позади него две лошади волокли сани с Виртом, за санями шествовали мужчины в белом облачении, непрерывно бившие мечами о щиты. А уже после них шли плачущие женщины в темном одеянии.

Возле могилы процессия остановилась. Под непрерывный плач женщин и грохот мечей в глубокую и просторную могилу мужчины опустили корсту с покойным, возле нее положили принадлежавшие бывшему старейшине щит, меч, копье, лук с тулом [4] . В ногах поставили две корчаги – одну с вином, другую – с медом, – они пригодятся Вирту в дальней дороге.

В то же самое время Вита, Праскева и Рада, оставшиеся дома, жарили на костре поросенка. Когда родичи вернулись с погоста, у них все было готово для поминальной трапезы.

Возвратившиеся с похорон люди омыли для очищения руки, после чего Корж начал тризну. Он бросил в огонь кусок мяса поросенка, плеснул вина. Увидев, что огонь принял жертву, он наполнил чарки вином и раздал их родичам.

Выпив хмельное и закусив оторванными кусками мяса, те поочередно заговорили, поминая добрыми словами ушедшего от них Вирта.