Рабыня Малуша и другие истории
Шрифт:
Чаще всего убийца подвергался смерти согласно старинному обычаю: око за око, зуб за зуб. Да и сама Ольга принимала решение не с бухты-барахты, а с согласия воевод и бояр.
Корж старался не дожидаться полюдья, а загодя принимал меры, заодно и отвозил дань своему князю. При этом Корж объяснял: лучше отвезти дань самому, чем дожидаться приезда ябедьника, который обязательно добавит к обычной дани немалый кус для себя.
Однако людишки не всегда внимали увещеваниям старейшины рода и даже понемногу баловались воровством в княжеских владениях – то снимут птицу на чужих перевесищах, то тайком добудут бора на гонах, зверя в лесах, а рано поутру сетями выцеживают рыбу в княжеских реках…
– Ох, попадутся они однажды,
– Тятя, а для чего они так делают? – спрашивала его десятилетняя Малуша.
Отец обычно гладил дочь по голове и приговаривал:
– Дак ить жадность человеческая не дает им покоя. Не понимают, что сколько ни воруй, все равно не насытишься, а только попадешь под горячую руку князя. И тогда беда всей семье.
– А почему одни люди богатые, а другие бедные? – продолжала допытываться дочка.
– Так уж нашими богами заведено. И не нам нарушать заведенные ими заповеди.
– А княгиня Ольга хорошая или плохая? – не унималась Малуша.
– Экая ты дотошная, – усмехнулся отец.
– Ну, правда! – не отставала дочь.
– Да видишь ли, Мала, – слегка задумавшись, отвечал Корж. – Конечно, с древлянами, убившими князя Игоря, она поступила слишком жестоко. Было бы понятно, если бы она наказала смертью тех, кто его казнил. Но для чего было губить жителей Искоростеня, в том числе стариков, женщин и детей малых, сжигать город? Хотя и сам Игорь был не совсем прав. Ну, получил дань и иди себе с миром! Нет, жадность обуяла его. Показалось, что еще можно взять… А потом Ольга успокоилась – поняла, что после этого древляне не могли платить дань несколько лет. Не с кого и не с чего было. Сейчас же, ты видишь, мы ни с кем не воюем, только отбиваемся от редких набегов печенегов. Правит она мудро и справедливо, тут ничего плохого сказать нельзя.
– Хорошо, что теперь не воюем, – вздохнула Малуша.
– Знамо, хорошо, – согласился отец.
– А почему люди берут чужое?
– Видишь ли, все идет от войн, – тихо проговорил отец. – После битвы победители забирают у поверженных все, что им приглянулось, у убитых берут оружие, мошну, даже снимают хорошее платно. А уж когда возьмут городище, то начинается татьба [12] , когда забирают в домах все, что приглянулось, – узорочье [13] , черевьи [14] , паволоки [15] , возьмут и колтки [16] с лунницами [17] …
12
Татьба – грабеж, воровство
13
Узорочье – золотые изделия
14
Черевьи – обувь (сапоги, башмаки)
15
Паволок – драгоценная ткань
16
Колтки – подвески к женскому головному убору
17
Лунница – ожерелье
– Как печенеги?
– Почитай, что так. А князья на награбленное нанимают новых воев, чтобы совершать новые набеги.
– Как Свенельд с его варягами?
– Да, вот и получается: ратники во время набегов привыкли без спроса брать чужое, и в миру не могут остановиться – тайно берут у своих.
– Нехорошо
– Ясное дело, нехорошо.
Их беседу прервала Вита, обратившаяся к дочери:
– Беги, руки сполосни, сейчас вечерять будем.
Когда Малуша выскочила за порог и начала плескаться у рукомойника, Корж бросил жене:
– Взрослеет девонька. Ишь, какая смышлененькая, головастенькая…
– Пора бы уже, – ответила Вита. – Года-то бегут…
Княгиня Ольга сидела в уединении с греческим священником Григорием, с недавних пор обосновавшемся в Киеве. Ольга жаловалась ему на то, что чернь совершенно распустилась, людишки совершенно не страшатся княжеского гнева.
Ни наказания, ни жесткие приговоры не могут остановить разбой. Тати не страшатся даже гнева языческих богов.
– Ваших богов, что песчинок в пустыне бесплодной. Кого только ни выдумали, – и Овсич, и Свентовит, и Крышень, и Белобог, и Ветрич, и Озернич, и Дождич, и Пчелич, и Плодич, и Зернич, и Ледич, и Студич, и Птичич… Все они – рядом, под рукой. И наказать-то их можно.
– Да, порой и побивают идолов, коли что не так, – добавила Ольга.
– Вот видишь, – продолжил священник. – Что же это за бог, которого можно не бояться и даже побить?
– В Византии, когда я была там, императоры Константин и Василий убеждали меня принять их учение. Да и персы суетятся, в свою веру тянут…
– Где они, персы-то? – всплеснул руками Григорий. – На краю земли. У них даже лика Аллаха нет! Кому молиться? Духу незримому? Да и учение их странное, непонятное… А что касаемо византийцев… Мало они горя принесли русинам? Да и обида у них на князя Игоря, мужа твоего, за то, что взял их столицу и заставил выплатить огромный откуп.
– Да, немало эти византийцы кровушки нашей пролили. Еще наши деды и прадеды рассказывали, что те вкупе с половцами ходили на рать с русинами.
Мне нравятся обряды и ваше учение, поэтому я и крестилась в вашу веру. Но как донести до нашего народа ваше учение, если у вас и письменность какая-то странная – пользуетесь знаками, кои далеко не все из нас понимают.
– Вот потому я и привез к тебе двух братьев-монахов – Кирилла и Мефодия. Не дело вам писать чудными чертами да резами. Кирилл принял на себя пост и сейчас пишет славянскую азбуку. Как только создадут ее, начнут переводить христианские книги на новый славянский язык.
– Коль скоро азбука будет готова? – спросила Ольга.
– Намедни я был у него. Трудится, не разгибая спины. Сам понимает, что дело не терпит отлагательств. Наберись терпения, матушка, все образуется. А вот как княжичи, не хотят креститься?
– Беда с ними, уперлись и ни в какую! Не хотят принимать новую веру.
– Что так? Вон уже и многие бояре, воеводы и тысяцкие восприняли новую веру…
– Упрямы зело, – махнула рукой Ольга. – Особенно Всеслав. Начинаю говорить с ним о вере, плюется. А Святослав только посмеивается. Уноши [18] уже, трудно на них найти управу. Сам-то пробовал с ними беседовать?
18
Уноши – юноши
– Пробовал, – вздохнул Григорий. – Не ведаю, чем их еще можно вразумить. Издевательски смеются и посылают меня проповедовать старухам да старикам.
В этот момент со стороны площади послышался конный топот, а через некоторое время дикий женский вопль.
– Господи, что там еще случилось? – встала Ольга.
Встал и Григорий и вслед за княгиней стал спускаться по лестнице во двор.
Там уже стояла толпа, конюхи уводили оседланных лошадей. Увидев княгиню, толпа расступилась, и Ольга увидела лежащего на земле Всеслава. Голова его покоилась на коленях дядьки Чурилы, горло, руки и грудь были залиты кровью. Над сыном выла Прекраса.