Рабыня Малуша и другие истории
Шрифт:
– Погодьте, други, дайте охолонуть, – отмахнулся старейшина. – Ну, учудил князь! Как быть, ума не приложу. Слишком неожиданно все случилось. Дайте в себя прийти…
Перемены, произошедшие в роду Коржа, изменили привычный уклад жизни в селище. Обельных холопов, подаренных князем Святославом, старейшина поселил в старой своей избе и в избе погибшего Остера. Им же были отданы и клинья земли, которые обрабатывали бывшие хозяева. Вскоре нашлись и жены для них – вдовы погибших в походах воев. Но четверть собранного урожая эти новоселы были обязаны отдавать в родовой амбар, зерно из которого выдавалось по распоряжению Коржа наиболее нуждающимся
Такое решение брата Кожема воспринял с обидой: он считал, что отданные холопам избы и земли должны быть разделены между братьями поровну.
Свое недовольство он не высказал Коржу, но от жены Рады его ворчание дошло до старейшины рода, и тот, чтобы избежать распрей, на деньги, подаренные князем, купил Кожеме корчайницу [84] .
Кожема и без того не очень охотно брался за рукояти рало [85] , поэтому с превеликим удовольствием принялся за новое дело и вскоре стал едва ли не самым известным в округе умельцем, изловчившимся даже наносить чернь [86] на крыжах мечей.
84
Корчайница – кузница
85
Рало – соха
86
Чернь – черная эмаль по металлу
Стан, один из обельных холопов, оказался весьма искусным скудельником [87] , особо хорошо у него получались большие и маленькие плосквы и горнцы [88] , а также глиняные свистульки для ребятишек.
Род богател, и Корж мог быть доволен установившимися в селище порядком и достатком.
В последнее время в селище заходили и скоморохи, веселя народ потешками. Особенно они нравились маленькому Владимиру, задорно смеявшемуся над глупыми боярами и князьями, высмеиваемыми скоморохами.
87
Скудельник – гончар
88
Плосква и горнец – плошка и горшок
Князь Святослав время от времени присылал какого-нибудь гридня, чтобы проведать, как поживают Малуша с сыном. Гридень обычно привозил то небольшой деревянный меч со щитом для Владимира, то красивое портно из адамашки [89] или альтабаса [90] и непременный дар для Коржа.
Каждый раз гридень сажал маленького Владимира на коня впереди себя, и они мчались по полям и лугам так, что ветер выбивал слезы из глаз. Мальчишка хохотал от удовольствия и кричал:
89
Адамашка – ткань из Дамаска, камка
90
Альтабас – ткань из Греции, Венеции
– Еще!
А потом, ссаженный на землю возле переживавшей за него матерью, восхищенно смотрел на коня и гридня и спрашивал:
– А когда я поеду один?
– Попроси деда научить тебя управлять конем, – отвечал гридень. – Он был одним из лучших комонников у князя.
В то время, когда их навестил Вогул, Малуша узнала от него, что половецкая княжна родила Святославу сына Ярополка, а вторая жена, младшая дочь боярина Крыжа, родила еще одного сына – Олега. Вогул, как мог, успокаивал погрустневшую девушку:
– Что тут поделаешь? Он – властитель, ему многое позволено, не то что нам, его подданным. Важно, что он не забывает тебя и Владимира.
Перед отъездом он отвел Коржа в сторону и под большим секретом сообщил:
– В княжьем тереме поговаривают, что Святослав в беседе со своей матерью, княгиней Ольгой, толковали о том, что пора бы взять к себе Владимира, чтобы воспитывать в нем будущего князя…
– Как это – забрать дитя от родной матери? – воскликнул Корж. – Он же робичич…
– А кто нас спросит? – вздохнул Вогул.
– Что же делать-то? – почти простонал старый комонник.
– Остается смириться. Хорошо, что его забирают в княжий терем, будут готовить княжича, а не обельного холопа. Держись, вой. Такая уж у нас судьба – быть подневольными…
С этими словами Вогул сел на коня и уехал.
– Что же я скажу Малуше? – обхватив седую голову, стонал старейшина рода. – Забрать единственного внука, кровиночку…
Вогул уехал, а Корж еще долго сидел на обрубке бревна, боясь, что по его виду дочь может догадаться о неминучей беде.
Вышедшая из избы Праскева спросила:
– Что-то стряслось?
– Позови-ка сюда Владимира, – вместо ответа попросил он.
Когда мальчик подошел, дед оседлал своего старого коня, на котором он ходил в походы на вятичей, половцев, хазар и печенегов. После этого старик посадил внука в седло, взял в руки повод и, придерживая мальчонку за платно, сказал:
– Ну, привыкай управлять конем. Бери повод…
– Не расшибется? – забеспокоилась Праскева. – Вдруг конь понесет.
– Куда уж ему, – только и ответил Корж.
А потом, вернувшись с прогулки, он отправил мальца к матери, а сам, присев рядом с Праскевой на бревно, признался:
– Беда у нас, Праскева. Князь хочет забрать сына себе. Надо как-то подготовить Малушу.
– Батюшки-светы! – всплеснула руками женщина. – Что же теперь будет? Горе-то какое…
– Что будет, то будет, – вздохнул он. – Тут мы ничем не можем помочь. Ладно, пошли в избу. Пока помалкивай.
В доме Малуша возилась возле печи, маленький Владимир скакал на деревянном коне, выструганном дедом…
То ли от горя, то ли от времени, то ли от повседневных забот засеребрилась голова Малуши. Это была уже не та бойкая и смышленая унотка, которая давным-давно вскружила голову князю Святославу.
Кожема и Стан, изредка наезжавшие в Киев торговать своими поделками, рассказывали, что Владимир живет вместе с братьями в княжьем тереме, что и Святослав, и сама Ольга относятся к нему, как к равному с другими княжичами, но княгиня все-таки больше благоволит к сыну Малуши.
Одно только плохо: сын половецкой княжны Ярополк растет кичливым и вздорным и особенно задирается к Владимиру, называя его робичичем.