Радуга в сердце

Незабуду Ирина

Но как-то плавно наш разговор перетекает совсем в другое русло.

– А она сама-то где? – спрашиваю я, имея в виду ту, ради кого стараюсь. – Работает что ли?

Пока напарник возюкает кистью по стене, как будто «Мону Лизу» пишет, я на полу состыковываю рисунок и нарезаю рулоны на куски.

– Так на сохранении лежит, завтра, по идее, отпускают, – отвечает Димон.

– В каком смысле? – спрашиваю, не понимая, о чём вообще речь.

– В смысле, что ребёнок у нас будет, – и смеётся.

– Поздравляю, – говорю первое, что приходит на ум, но про себя, конечно,

вовсю ему сочувствую.

Всего двадцать один год парню – совсем его жизнь не щадит.

– Спасибо. Но пока не с чем особо, вот как родим, тогда поздравишь.

На щербатом лице появляются марианские впадины от улыбки. А меня почему-то резко тянет тему сменить.

– А ты чего халтуришь? Смотри, ты пропустил.

– Да ладно, где?

– Да вон, стена сухая…

Последний огрызок мы лепим вверх тормашками, но нам обоим пофик, так как на улице уже светает, и до отупения хочется спать.

– Спасибо тебе, Вано, – панибратски хлопает мне по плечу напарник. – Родина тебя не забудет. Иди, отдыхай, я сам здесь всё уберу.

Пошатываясь то ли от усталости, то ли от количества выхлестанного за ночь пива, Димон оттирает тряпкой руки и даже не смотрит в мою сторону. А я жду.

Жду, когда он закончит, и отслюнявит мне оговоренный заранее косарь. Я уже и отмылся, и переоделся, а потому меня здесь держит только это.

Наконец, заметив, что я не трогаюсь с места, хозяин квартиры поднимает глаза.

– Тыыы… Ты ждёшь, что ль, чего-то? – как ни в чём не бывало любопытствует он.

– Ну да, – отвечаю полушёпотом – стоит такая оглушительная тишина, которую нарушать неловко.

– Чего ждёшь? – непонимающе моргает он этими самыми глазами, большими, водянистыми и слегка выпученными даже в осоловелом состоянии.

– Денег, – ровно произношу я.

– А, денег… – заминается он, и тут до меня доходит, что вот она где, реальная неловкость.

Неужели Лёха меня киданул? Ему пообещал, что поработаю задарма? Или, выпитые мною полбаклажки и выкуренные три сигареты считаются достаточной наградой за труды? Не, так не пойдёт. Я так точно кони двину скоро.

– Да, Лёха сказал, ты платишь косарь, – поясняю я твёрдо.

– Лёха так сказал?.. – всё ещё чешет репу Димон.

– Блин, ну а ты сам как думаешь? – как можно более мягким тоном распинаюсь я. – Я здесь по доброте душевной что ли? Мне сейчас деньги как никогда нужны.

И смотрю на него уже почти молящим взглядом, за что тихо начинаю сам себя ненавидеть и закипать.

– Слушай, а мне он сказал, что с меня пиво, типа, а ты за него…

– Чего? – я тут же хватаюсь за телефон, забыв, что исходящие мне не светят, но Димон останавливает мою руку, нырнувшую во внутренний карман пиджака.

– Подожди, время седьмой час только. Он, небось, спит ещё…

– Да мне фиолетово кто там спит… – И тут меня осеняет догадка – так он же свистит как дышит!

Впиваюсь взглядом в две огромные лупы. Под одной из них залегает глубокая складка, и я, мгновенно распознав усмешку, толкаю напарника в грудь.

– Слышь, что за развод?! Вы наколоть меня решили?

– Да

ты чего, какой развод, успокойся! – тут же расправляется его лицо. – Я в натуре не знаю, о чём вы там со Скоморохом добазарились. Он мне сказал, что ты поможешь за так. С меня только сиги и пиво. Я ж не знал, что он тебе в обмен пообещал. Ну, хочешь, я тебе заплачу, – Он начинает шарить по карманам, вытягивая оттуда помятые купюры одну за другой. –Только у меня три сотни, больше нету. Было б бабло, я б рабочих лучше нанял…

– Иди в задницу, – отмахиваюсь я и злой, как чёрт, выдвигаюсь на выход…

Всё-таки есть худо без добра, я ошибся.

– Да не обижайся ты, – поспевает за мной хренов романтик. – Ну, давай я тебе потом отдам. Давай номерами обменяемся, хочешь? Ну, у меня в натуре сейчас нет. У меня ж ребёнок скоро родится, ремонт, кругом одни растраты…

Он что-то ещё горланит мне в спину, а я спускаюсь по лестнице, стиснув зубы и осознавая, какой же я…

**

Тебе когда-нибудь приходилось спать с открытыми глазами? Если да, ты точно меня поймёшь. Уроки проходят в полусне, мне трижды делают замечания, а на попытки одноклассников заговорить я неопределённо пожимаю плечами.

Дианка разобиделась и уже пятый час делает вид, что общаться с Никольским ей куда интереснее, чем со мной.

Я вчера подошёл к ней в столовке. Прямо при всех спросил, почему она сбежала. А она задрала свой идеально ровный нос и ответила, что не обязана передо мной отчитываться. Если честно, уже начинает подбешивать. Терпеть не могу, когда люди не могут объяснить, в чём проблема. Я задержался ещё у стола – была большая перемена, и от завуча я вышел хоть и последним, но ещё оставалось время до звонка, – убедился, что меня не замечают, и забил – не хочет – не надо. У меня и без неё головняка полно.

До сих пор не обмолвились ни единым словом и предпочитаем друг на друга вообще не смотреть. На самом деле, веселит немного.

**

Оказавшись на свободе, я жадно вдыхаю свежий воздух вперемешку с табачным дымом. Вчера, а вернее утром, уходя от хитровыделанного будущего отца семейства в состоянии, близком к аффекту, я сжимал в кармане пачку сигарет – единственное моё вознаграждение за бессонную ночь. Её Димон сунул мне ещё в начале, когда мы первый раз с ним выходили курить. Я потом вообще про неё забыл, и вспомнил только, как бесячка отпустила, и до мозга, наконец, дошло, что у меня в руке.

Я курю и кайфую. Притуплённое ночным перекусом чувство голода напоминает о себе. Желудок урчит так, что я озираюсь по сторонам – вдруг кто услышит. Вроде наши все свалили, и началась вторая смена, но мало ли…

Я оказываюсь прав. В десяти шагах, но по другую сторону забора, ещё на территории школы, стоит Аня. Стоит и как будто выжидает, когда я ей дорогу освобожу.

Кошусь на неё, выпуская в сторону дым, улавливаю метание взгляда, явно избегающего встречи. Она отворачивается, делая вид, что либо кого-то ждёт, либо, я фиг знает, в землю вросла…