Радуга в сердце
Шрифт:
– Кто это? Аня! Кто это? Это вор?
– Какой вор, мам? Ты что, не видишь, это наш сосед! Вань, больно?
Ощущаю прикосновение ледяных рук, но не до этого сейчас.
– Сосед? А что он делает так поздно у нас… в кладовке?..
Пока они выясняют что к чему, я постепенно отхожу от шока. Удар пришёлся по среднему и безымянному пальцам левой кисти, туда, где начинаются ногти. Кажется, без переломов, но болит – жуть.
– Да он просто зашёл, домашку спросить!
– Но почему так поздно? И зачем
Я поднимаюсь на ноги, сжимая покалеченную конечность в кулак, выпрямляюсь, кидаю взгляд на Аню – она напугана, отстраняется от меня, смотрит на мать. Та, хмурясь и моргая, оглядывает явившуюся ей физиономию – какой-то лысый чёрт, с сизо-жёлтой рожей… Шикардос, одним словом, лучше и быть не могло.
– Здрасти, – полушепчу я.
Горло дерёт, голосовые связки подводят.
– Здравствуй, – заторможенно отвечает она – и повисает пауза.
– Давай под холодную воду! – первой оживает Аня. – Покажи, что у тебя там?
– Забей, Ань, – цежу я сквозь зубы и тут же намыливаясь на выход.
Прошмыгнув в коридор, застреваю у порога, краем мозга пытаясь вспомнить, в чём я был, на ногах, в смысле, и пустыми глазами ищу свои кеды. Так неловко и тупо я не чувствовал себя, наверное, ни разу. Анина мать провожает взглядом, от которого дымится шерсть моего волка, но сама упорно молчит. Только Аня тараторит, оправдывается, мол я за домашкой зашёл, и да, поздно, а потом испугались, что поздно, и вообще, она виновата, а я нет. Сообразив, наконец, что и был в своих тапках, я поспешно прощаюсь и выскакиваю в подъезд.
Практически до утра я не могу уснуть. И не только потому, что в течение получаса вернувшаяся с ночного рандеву Лина полощет мне мозг, а ещё и оттого, что думаю об Ане.
Странное чувство, не похожее ни на что другое, распирает изнутри грудную клетку. Я ловлю реальный кайф, сотню раз воспроизводя в голове её голос, улыбку, взгляды, мимику, смех. Кажется, я заболел. Нужно срочно к пацанам, подлечиться.
Глава 18
Утро взрывает мой мёртвый сон сигналом воздушной тревоги, рвущимся из динамика.
Разлепляю веки, которые, как мне кажется, я только-только сомкнул, отключаю будильник и ещё примерно вечность пялюсь в потолок.
Наконец, мозг включается, по телу пробегает электрический разряд – и я, как заведённый, ношусь по квартире, а-ля Юлий Цезарь, делаю несколько дел одновременно.
Сквозь щель в двери противоположной комнаты доносится недовольный рёв дяди Во – тот грязно матерится, обещая «урыть», меня, естественно, если не перестану шуметь.
Пофик.
Звеня ключами и жёстко стаптывая единственные кеды, я вылетаю в подъезд и натыкаюсь на такую же взъерошенную и суматошную Аню, что, видимо, тоже только встала.
Сразу
– О, привет, – здороваюсь я. – Похоже, мы слегка опаздываем?
– Я бы сказала, мы оччень опаздываем, – нервно усмехается она.
Одновременно щёлкаем замками и, не сговариваясь, спешно семеним по лестнице вниз.
Я толкаю перед барышней преграды – первая дверь, вторая, и в наши заспанные лица врезается порывистый ветер с дождём.
На улице апокалипсис. Небо упало на землю и замесило всё в своей беспросветной серости.
– У тебя есть зонт? – интересуюсь я, на ходу поднимая воротник пиджака, – он, естественно, не спасёт, но хоть что-то.
– Конечно есть… Дома, – отвечает она, тоже кутаясь в свою школьную трикотажную кофтёнку.
– Повезло ему…
Ёжась и щурясь от непогоды, мы стремительно шагаем по продрогшему мокрому городу. Разноцветные люди кучкуются на остановке, напролом лезут в маршрутку. Деревья дрожат. Пахнет сыростью. Лужи пузырятся и разлетаются под колесами проезжающих мимо тачек.
Я поглядываю на Аню, что идёт чуть впереди, нарочно её не обгоняю. Хочу услышать голос, но в такой спешке болтать неудобняк.
– Как твои пальцы? – заговаривает она сама.
– Нормально. А ты как, мать тебя не пилила?
– Мать? – удивлённо озирается на меня. – Нет, ну так, она, конечно, слегка в шоке была… Но в целом я легко отделалась.
– Мм… Погоди, – притормаживаю её.
Я не в состоянии смотреть, как она мёрзнет. Стягиваю с себя пиджак, с неё – рюкзак… и собираюсь поменять всё это дело местами, но Аня начинает сопротивляться, как чумная, вертеться…
– Ты что делаешь? Не надо!
Схватившись за лямки, она не даёт мне завершить задуманное, упирается, вырывается и – сам не понимаю как – вдруг врезается в мои объятия…
Это ладно бы я её просто зажал – можно было б как-то списать на случайность. Да только чёрт меня дёрнул ещё и чмокнуть её в губы…
Осознав, наконец, что натворил, я в сдающемся жесте убираю руки, а она ошалело на меня таращится и, обретя способность говорить, произносит:
– Ты… зачем…
И пятится назад.
– Мне показалось… ты не п-против… – несу я дичь, мысленно проклиная себя за идиотизм.
На ещё сильнее побледневшем лице, мгновение назад выражающем только испуг, проступает явное раздражение.
– Тебе показалось! – бросает она и бодро шагает вперёд.
Повтыкав с минуту, я нагоняю. Усилившийся ливень уже успел насквозь промочить сорочку, и надевать обратно пиджак смысла нет. Закидываю его на плечо.
– А можно узнать почему? – продолжаю повышенным тоном. – Я что, тебе ни капли не нравлюсь?