Ракета в морг
Шрифт:
— Физическая невозможность, — догматически отрезал доктор.
Носильщики прошли в соседнюю комнату. Вероника Фоулкса принялась нечленораздельно и коротко стонать, когда её лежавшего без сознания мужа понесли мимо неё.
— Тогда он, определённо, подвергся нападению, — сказал Маршалл.
Доктор ещё раз фыркнул и безмолвно удалился, пригнувшись в манере Граучо Маркса[37].
— Так, — присвистнул Маршалл. — Спасибо, что прояснили этот пункт, сестра. Я считал это само собой разумеющимся — а так думать всегда плохо. Но теперь мы уверены, и куда это нас приводит? —
Он отдёрнул занавеску душа. Кабинка была пуста.
Он вернулся в кабинет. Одно из больших окон было открыто. Оба прикрывали изнутри экраны. Он отвернул экран и высунулся. Стена была абсолютно голой, если не считать окон. Никаких карнизов, ничего, кроме подоконников, на добрых пятнадцать футов в любом направлении. Тремя этажами ниже — голая цементная площадка.
Он обернулся.
— Проблема, — заметил он, — не в том, чтобы попасть внутрь. Нет ничего опровергающего версию, что нападавший мог дожидаться здесь, возможно, спрятавшись в ванной, когда Хилари зашёл ответить на мой звонок. Но что касается выхода… Сестра, я могу вам дать три возможных описания этого потенциального убийцы.
— Да, лейтенант?
— Итак. А) Он Человек-невидимка собственной персоной и прошёл там прямо мимо вас. Б) У него на ногах присоски, как у геккона, и он цеплялся там за стену, пока с помощью какого-нибудь трюка с верёвкой закреплял экраны, а затем, всё ещё карабкаясь на присосках, сполз на землю или на крышу. В) У него псевдоподиальный[38] палец, который он просунул в дюймовую щель в двери, чтобы навесить цепочку. Итак, выбирайте.
— Мне больше всего нравится первая, — серьёзно сказала сестра Урсула. — Человек-невидимка.
— А почему?
— Вспомните, лейтенант, что это заголовок не только романа Уэллса, но и рассказа Честертона. И, как католичка, я, естественно, предпочитаю второй.
Лейтенант Маршалл смиренно пожал плечами. Но, прежде чем он успел воспользоваться столь загадочным намёком, явились фотограф и дактилоскопист. Следующие двадцать минут выдались бурными.
Когда эксперты закончили, терпение Маршалла почти истощилось, а знал он не больше, чем до их прихода. Почти все отпечатки в комнате принадлежали Хилари или горничной, с отдельными случайными и правдоподобными отпечатками мисс Грин или миссис Фоулкс (а снятие отпечатков пальцев последней было одним из величайших кошмаров в жизни эксперта). На двери в холл были только отпечатки Хилари на обеих ручках изнутри и снаружи — и никаких следов перчаток. На телефоне тоже только его отпечатки.
Маршалл лично улёгся ради фотографа в начертанный мелом контур. То есть, он поместился в него настолько успешно, насколько его шесть футов два дюйма вписывались в очертания от пяти футов девяти дюймов Хилари. Затем он поэкспериментировал с падениями из разных положений и пришёл к выводу, что Хилари должен был (как, естественно, и выглядело очевидным с самого начала) упасть от удара ножом, когда сидел за столом и говорил
Наконец, лейтенант вновь обратился к женщинам в гостиной.
— Я сделал здесь всё, что мог, — проговорил он, — и мне больше не о чем вас спрашивать, пока я не поговорю с мистером Фоулксом. Вы сделаете одолжение полиции, если не будете приставать к больнице, пытаясь с ним увидеться, пока я не сообщу вам, что это возможно. Тем временем все вы можете попытаться вспомнить любые события сегодняшнего утра или за более ранний промежуток времени, которые могли бы пролить свет на это дело и, особенно, на тех, кто, по вашему мнению, мог предпринять такую попытку. Конечно, мистер Фоулкс может сообщить нам личность нападавшего и, мы верим, что он без проблем это сделает. Но надо быть готовыми на тот случай, если ему это не удастся. Сестра, вас отвезти?
— Конечно, лейтенант. И у вас найдётся место для сестры Фелицитас?
Он совершенно забыл про вторую монахиню. Как всегда.
4
Сестра Урсула вместе с лейтенантом разместилась на передних сиденьях седана. Сержант Рэгленд забрался вместе с сестрой Фелицитас на заднее и чувствовал себя смущённым сочетанием заднего сиденья и монашек, пока не решил, что может тоже немного вздремнуть.
— Ладно, — наконец, проговорил Маршалл. — А теперь расскажите мне, почему вы там были.
Сестра Урсула, не колеблясь, ответила:
— Помните, я рассказывала вам о сестре Пациенции и её наборе шрифтом Брайля “Под бездной”?
— Да.
— Ну, она очень хотела, чтобы эта книга попала в руки слепых читателей, а отказ мистера Фоулкса стал ужасным юридическим препятствием. Она подумала, что если обратится к нему лично, он, возможно, смягчится. Но она совсем не привыкла иметь дело с посторонними; она живёт почти что так, словно состоит в ордене с закрытым образом жизни. И, поскольку именно меня преподобная матушка всегда использует для того, что можно назвать связями с общественностью…
— Это была идея самой сестры Пациенции?
— Ну… Возможно, я намекнула ей, что личный подход часто помогает…
— А как вы узнали, где живёт Хилари?
— Позвонила редактору колонки сплетен в “Таймс”.
— Так. И всё это потому, что я работаю над делом об убицстве, в котором каким-то образом замешаны чётки первой миссис Фоулкс.
— Лейтенант! — нахмурилась сестра Урсула, но в голосе её таилась улыбка. — Как вы можете обвинять меня в подобном? Вы… вы не сердитесь на меня, не так ли?
— Сержусь? — ухмыльнулся Маршалл. — Сестра, когда я пришёл к вам вчера, то больше всего боялся, что дело Тарбелла слишком скучно, чтобы соблазнить вас. Теперь всё переменилось. Если и было когда-либо дело, требовавшее вашей особенной проницательности, то это оно. И вам больше нет нужды тревожиться об искушениях. Вы прямо в центре его. И вы услышите всё, что мне о нём известно. — И он рассказал ей всё, начиная от Джонатана Тарбелла до покушений на жизнь Хилари и проведённого с фантастами вечера.