Рапсодия под солнцем
Шрифт:
Я чувствовал, что чиграши уже давно вернулись, они пролетали над нами, но даже и не подумал сказать об этом Милу. Ничего страшного, подождут, разберут там пока все, а если что-то срочное, ничего не мешает им мне об этом сказать. Но рядом с нами тишина, и я, обнимая Мила, наслаждаюсь этой ленивой негой, что бывает только во время полного удовлетворения.
— Знаешь, я все это время боялся, что ты уйдешь, — прерывает тишину природы Мил. — Исчезнешь внезапно, как тогда. Я просто не хочу тебя снова потерять.
— Зачем мне исчезать от тебя теперь? — уточняю, пытаясь понять ход его мыслей, но я сейчас слишком расслаблен,
— Теперь незачем, — в голосе Мила звучит улыбка, и я тоже не могу не улыбаться. — Я просто никак не мог поверить, что ты наконец мой.
— Я бы и раньше не исчез так, молча. И дело не только в том, что я не хотел слушать, как ты меня отговариваешь.
Я признаюсь сейчас, а не раньше, потому что я и сам до конца понял мотивы своих поступков именно сейчас. Я мог обманывать и окружающих, и самого себя, но долго врать себе — затея не самая хорошая. После того случая… не догадаться о его чувствах было невозможно. Но я молодец, я умудрился сам себя убедить в обратном. Потому что так было лучше. Ему лучше.
— А в чем?
— Догадался, что ты можешь пойти со мной.
Целую его волосы, что тогда пострадали из-за меня, и прикрываю глаза. Несмотря на не самые хорошие воспоминания, я все равно никак не выйду из этого состояния полной расслабленности. Почему мы так долго тянули с тем, чтобы поменяться ролями? С Милом хорошо везде и как угодно. Слишком хорошо, чтобы это могло стать обыденностью.
— Ну… Я все равно пошел. Мур, я хочу стать вампиром. Хочу вечность с тобой.
Расслабленность слетает вмиг, будто ее и не было. Резко приподнимаюсь и заглядываю в его глаза. Правда? Не шутит?
Он смотрит на меня непонимающе, а я целую его, ощущая себя абсолютно счастливым.
Его руки скользят по моему телу, лаская, спускаются ниже и сжимают мои ягодицы. Но это слишком быстро заканчивается. Оба понимаем, что на второй заход у нас сейчас точно нет времени.
— Ты так уверен… Ты окончательно отошёл? Тебе больше не требуются мои укусы? И проблем с тем, чтобы я мог кусать других — нет?
— Вместе будем кусать, — улыбается мне своей чуть кривой улыбкой. — Мне очень нравится, когда я физически ощущаю себя твоим, но теперь я уверен, что это не изменится.
— Почему?
Я очень рад, что он принял это решение, и рад, что наша проблема с укусами пропала, но я хочу знать, о чем он думает. Это важно для меня.
— Просто чувствую так. Ты мой, а я твой. И это не изменится, если я стану другим. Это ничто уже не изменит. Это нерушимо.
Потираюсь щекой о его скулы и оставляю короткий поцелуй у виска. Я так переживал, боялся попробовать, но, став вампиром, я стал как-то по-другому ощущать мир вокруг и самого себя. Истинные, настоящие желания вышли вперёд, отринув страхи. Я чувствую, что у того вампира, что живёт внутри меня, все намного проще. Есть цели и пути их достижения, есть желания, понятные, четкие. Только очнувшись, я не мог думать ни о ком, кроме Мила. И сейчас, сжившись со своим вампиром, приняв его, я понимаю, насколько он был прав. Вампир во мне — не стороннее существо, это я, мои оголенные желания. Они не пришли извне, и не в крови дело, совсем не в ней. Зря я тогда Амана мучил
— Нам нужно идти, а то детки что-нибудь нахимичат и все спалят, — говорит по-доброму и, еще раз поцеловав, поднимается, подтягивая нашу разбросанную одежду. Вздохнув, провожу пальцами по его спине, пробегаясь от одного шрамика к другому. Совсем скоро их не будет, кожа, как и моя, очистится, но они все равно останутся в нашей памяти. Хотел бы я так же легко стереть с нас раны душевные.
***
— Их тут нет, — говорю, ставя Мила на грязный пол. Я это понял ещё на подлете, но на всякий случай решил проверить, мало ли. Только вот, что неожиданно, вещи все как лежали неразобранными, так и лежат. Чем они занимались тогда столько времени?
— Мне это не нравится. Найти сможешь? Есть вероятность, что они тоже решили поласкаться, но на всякий случай лучше убедиться.
— Они прилетали, я их чуял. Час, может, назад летели над полем, я думал, они сюда. Если им захотелось уединиться, зачем уходить далеко? А они далеко. Я их не чувствую. Точно больше двадцати километров.
Мил улыбается и снова обнимает меня за шею, намекая, что нам вновь пора полетать. Обхватываю его за талию и, поцеловав, поднимаюсь. Если эти двое реально сейчас сексом занимаются, свинтив на другой конец города, я их отшлепаю! В чем проблема сделать это, не уматывая на километры от места встречи?!
Только вот и на другом конце города я их запаха не обнаруживаю. Как и в центре, и на окраине, и вообще нигде! Мы прошерстили его вдоль и поперек, несясь на такой скорости, что даже привыкший Мил умудрился замёрзнуть. Перед вторым заходом мне пришлось тормознуть и залететь в первую попавшуюся пустую квартиру, где я, сдернув одеяло, сразу укутываю своего, пока ещё, человека. Всё-таки способность открывать замки — это лучшее, что можно было придумать.
Перетаскиваю укутанного Мила на кухню и, найдя там чайник, включаю. Эта квартира не брошенная, и ее жильцы, судя по запахам, не в отпуске, просто совсем недавно вышли, но, надеюсь, чаем напоить Мила я успею.
— Вообще ничего? А кровь бы ты их почуял? А ты можешь по их следу пойти? Ну, если от самого домика проследить… Уверен, если мы еще не с ними, то они точно не решили смотаться на остров.
— Если бы они из домика ушли пешком, или их бы схватили там, я бы почуял. Но они, судя по всему, улетели, и достаточно давно, чтобы запах, которому не за что зацепиться, развеялся. По крайней мере, дом покинули они сами. Я не знаю насчёт крови. Может, есть смысл не летать, а пробежаться вокруг. Я не понимаю, почему их не чувствую… Аман говорил, что когда Аша держали в янтаре, он тоже не мог его найти…
— Логический вывод сам выпрыгивает к нам на стол, — Мил проводит пальцами по цветастой скатерти и, поморщившись, трёт подушечки друг о друга. Ну да, жильцы этой квартиры не особо чистоплотны, но одеяло, в которое я его завернул — чистое, недавно выстиранное, от него порошком пахнет. Да и кружки вроде мытые, посудомойка вон стоит.
— Если есть янтарь, значит «кошки», — продолжает он вывод, о котором я совсем не хочу думать. — Они и должны были явиться, странно, что на остров не рванули еще. Осталось найти, где они их держат.