Рапсодия в тумане
Шрифт:
Та рука, что прежде была в моих волосах, спускается вниз и обхватывает член, лаская. Ритмичные движения, дыхание на моей шее, руки, дарующие нежность… Я словно впадаю в транс. И это восхитительно, не чертовски медленно, но и не опаздывающе быстро. В данный момент это самый лучший ритм.
Потерявшегося во времени меня укладывают на кровать полубоком и, перекинув ногу через мое бедро, продолжают так. Больше нет неторопливости, Ниррай словно собрался втрахать меня в матрас. Разошелся…
Прижатому к кровати мне, не остается ничего, кроме стонов и цепляний за его руки, потому что хочется еще больше контакта. А потом движения становятся более резкими, темп сбивается, и
Ниррай ловит мои губы своими и целует, что удивительно, даже нежно. И все замечательно, но я еще не все, дорогой мой.
Нацеловавшись, аккуратненько спихиваю с себя Ниррая и, перевернувшись, нависаю над ним, улыбаясь и смотря на порозовевшие щеки и слегка приоткрытый рот, через который вырывается рваное дыхание, на блеск, что заставляет глаза светиться. Хочется любоваться им таким часами, если не сутки напролет. Чарующий.
— Моя очередь, Царевич, — сообщаю ему и сразу же целую, заглушая возможные словесные протесты. Но Ниррай снова удивляет. Не пихается, не кусается, а обнимает за плечи и нежно, но лениво отвечает на поцелуй.
Какого Ниррая хочется больше? Нежного или агрессивного? Дерзкого или спокойного? Скучающего или заинтересованного? И лишь на мгновение задумавшись, я понимаю, что любого. Потому что по-другому просто невозможно. Со всей своей многогранностью, или точнее, полихарактерностью, он уникален, настолько, что от него не хочется отрываться. Один человек, а столько разных, порой противоречивых, эмоций он вызывает во мне. И говорил, что ему скучно? Да в нем столько чувств плещется, которые, видимо, спали. Давай же, Ниррай, покажи еще, я хочу все их прочувствовать на себе.
Глава 22. Аман, отключай папочку
Ниррай
Злость спала, будто ее и не было. Почему я так реагирую на его слова и поступки? Не то чтобы я считал раздражение хорошей эмоцией, но то, насколько оно велико и насколько быстро вспыхива ло — удивительно.
Я уж и не помню, из-за чего разозлился и что хотел доказать. Ему? Себе? Не все ли равно? Ведь сейчас мне спокойно и хорошо, не вижу смысла заморачиваться.
Аман то ли поймал волну, то ли и сам ощущает нечто похожее, хотя… маловероятно. Он-то, в отличие от меня, не кончил. Неторопливо целует, гладит, прохаживаясь руками, кажется, по всему телу. Все это ощущается необычно, будто кожа вмиг стала более чувствительной, будто как тогда, накачал своими феромонами, только не было ж ничего — я следил. Он проводит языком по ключице и ласково сжимает бока, скользит руками вниз, к бедрам, а меня ведет : я выгибаюсь, прикрыв в наслаждении глаза. Никогда еще после того, как я кончил, мне не хотелось трогать кого-либо. Да вообще, по сути, ничего никогда не хотелось, разве что курить. Теперь же впитываю ласки, глажу в ответ и вздрагиваю от дыхания, что холодит влажную кожу. Совсем не хочу никуда срываться, не хочу заканчивать.
Аман спускается ниже, целуя живот; я непроизвольно его втягиваю, шумно выдохнув, а он уже идет дальше, начиная ласкать бедра.
Возбуждение приходит как-то незаметно, возможно из-за того, что я на нем не концентрируюсь. Кто бы подумал, что секс может в один миг стать настолько приятным? Это как разница между кирзовыми сапогами и хорошей натуральной обувью. Не носил никогда первое, но, уверен, именно так она и ощущается. Это все из-за эмоциональной вспышки перед, или дело в том, что он вампир? Да какая разница, если мысли все равно уплывают?
Аман кружит вокруг члена, не трогая: еле касаясь, проходит невесомыми поцелуями по внутренней стороне бедер, проводит языком по сгибам,
Приоткрыв глаза, вижу, что он находит в кровати капсулу, и, вновь прячась от мира за отяжелевшими веками, чуть приподнимаю бедра, как раз в тот момент, когда он аккуратно ее в меня вводит, немного протолкнув пальцем вглубь.
— Аман… — зову я, и он, схватив меня за лодыжки, дергает на себя, спуская ниже, и, нависнув, целует. Жадно, рьяно, словно мы до одури влюблены друг в друга и не виделись тройку месяцев, а теперь встретились, и в нем от кипящих страстей нетерпение фонтанирует. Запускаю руки в его волосы, поднимаю ноги, обхватывая ими бедра, жмусь всем телом, приподнимаясь. Хочется больше. Хочется утонуть в его тепле, растаять, растворившись, и хоть на время этой близости прочувствовать , как это — когда вам обоим не все равно.
Наши тела и губы сливаются, я проваливаюсь в этот полный эмоциональной отдачи поцелуй, а его рука уже спускается по моей коленке, по бедру, и, стоит ей достигнуть заветной цели, я ахаю, несильно его волосы сжимая. Как же хорошо…
— Ниррай… — слышу тихое на выдохе, когда он отрывается от моих губ и, распахнув ресницы, встречаюсь с блестящей голубой радужкой. Он смотрит на меня, не отрываясь, и я вновь касаюсь его губ своими. Не целовать, просто еще раз попробовать.
Гладится носом о мой и, не отводя взгляда, продолжает растягивать, а я совсем расслабляюсь. Закрываю глаза, проваливаясь в ощущения, отдаваясь полностью. Я даже и не знал, что так умею. Мне так легко и свободно, и нет ни смысла, ни желания заглушать тихие стоны, что начинают слетать с моих губ, когда он проходится подушечками пальцев по особо чувствительным точкам внутри.
Немного грустно, когда он убирает руку, закончив растягивать, но я знаю — дальше будет еще лучше. И пусть я никогда не фанател от пассивной позиции, сейчас знаю, чувствую — мне будет бесконечно хорошо.
— Ниррай, — окликают меня полушепотом. Приходится распахнуть глаза, и в этот момент он в меня проникает. Томительно неторопливо. Я отчетливо чувствую, как растягиваются мышцы, постепенно принимая его. Стоит Анаму зайти до конца, как он замирает и с наслаждением целует меня. Отвечаю неспешно, и не думая его подталкивать или возмущаться обычно так нелюбимой мною медлительностью. Мне тоже хочется растянуть это состояние, хочется как можно дольше чувствовать, пребывая в столь непривычной для меня нирване.
Он начинает так же медленно двигаться. Это похоже на какой-то транс. Я теряюсь во времени и в пространстве, не понимаю, как долго это длится, и что вокруг. Лишь губы, что продолжают целовать меня, да покачивание от спокойных, ритмичных толчков… Невольно вывожу пальцами абстрактные узоры на его спине. Мне хорошо, спокойно и… уютно? Не знаю как правильно подобрать слово, но точно знаю, что не чувствовал ничего такого очень давно, а возможно, и никогда.
Но вот Аман слегка отстраняется, заканчивая бесконечный поцелуй, и посмотрев в мои, скорее всего, совсем пьяные глаза, вдруг усмехается. Я не понимаю, чем вызвана ухмылка, и не успеваю уловить причину остановки, как вдруг Аман толкается — резко, с силой, выбивая из меня воздух. Лишь сильнее вжимаю ладони в его спину, пока он медленно, будто собрался опять вернуться к тому лениво-ласковому сексу, выходит из меня, но когда головка почти достигает свободы, резко толкается обратно под мой тихий стон.