Расколотое сердце кондитера
Шрифт:
— Были вместе? — охнула Лида, садясь ровнее. — Я думала, что на первом турнире никто не объединялся в команды.
— Я думаю, что это не совсем так, — произнес господин Эклер. — Как и люди, мы, птифурцы, зависимы от социума. И поодиночке были бы не способны сотворить все то, что сейчас имеем. Возможно, Великие правители и не планировали изначально становиться на том турнире командой, но вышло так, как вышло. Они завоевали свои короны, пройдя трудные испытания, и по праву были прозваны «великими». Но Вас ведь интересует их правление, я прав?
—
— О, Великие правители до конца своих жизней оставались друзьями. Пожалуй, то, что они пережили на турнире, объединило их столь прочной связью, что ни время, ни расстояния не смогли их рассорить.
— А они часто виделись после турнира?
— Наверное не так часто, как им самим того хотелось. После того, как они получили во владение земли Великого Парфе, обстановка на Конфитюре несколько… изменилась.
Господин Эклер наклонил голову на бок и закрыл глаза, морщинки на его лбу стали еще глубже, чем прежде.
— А что случилось? — спросила Лида. — Парфе понял, что опростоволосился и решил вернуть свои земли обратно?
— Госпожа Лидия, что за выражения! — воскликнула Ириска, отбрасывая титул Лиды в сторону. — Королева не должна произносить таких слов!
— А что в слове «опростоволосился» не так? — не поняла Лида причины столь яростной нападки на ее лексикон. — Это очень даже приличное слово.
— Моя королева, — выдохнул господин Эклер, — Вы не должны произносить слов со столь ярко-выраженной эмоциональной окраской. Такие слова всегда можно понять двояко и использовать Ваши же слова против Вас самой. Вспомните, как вел себя герцог Джелато во время коронации юного Сорбе, перевирая Ваши же собственные слова.
Лида от досады прикусила губу. Наставления господина Эклера били по ее самолюбию.
— Вы ведь не забыли этого?
— Я все помню, — протянула Лида.
— Тогда прошу Вас, прежде чем высказать свое мнение, подумайте о том, а так ли важно его высказать? В Вашем мире говорят: молчание — золото. Я согласен с этим выражением. Иногда молчание может сказать о большем, чем тысячи слов.
Лида перевела взгляд на Ириску и, заметив, как та победоносно зыркнула на нее, устало подула на выбившийся из прически локон, сдувая его со лба.
«А разве можно фрейлине так смотреть на королеву?» — подумала Лида, попросив господина Эклера продолжить урок.
— Наши исторические справки гласят, что Великий Парфе ни разу не пытался вернуть потерянные земли, хоть его советники и просили его об этом.
— Но разве не из-за своих советников Парфе и решил провести турнир?
Лида вспомнила о том, что ей рассказывали о Парфе прежде. Он был деспотичным правителем, везде и всюду видевшим одних лишь предателей. Она никак не могла понять, как вообще человек… птифурец с таким складом характера мог согласиться на проведение турнира, победители которого в качестве приза забирали себе его земли?
— Это не совсем так. Великий Парфе понимал, что рано
— Как-то мало мне в это верится, — сказала Лида.
«Не может деспот делать что-то во вред самому себе», — подумала она и, наверное, в чем-то была права.
Господин Эклер намотал на палец длинный ус.
— Не стоит забывать, моя королева, что Великий Парфе, хоть и в самом деле отдал земли победителям, еще долгое время не верил в то, что их авторитет сумеет затмить его собственный.
— Значит ли это, что он до последнего надеялся остаться единственным правителем Птифура?
Господин Эклер кивнул.
«Как же глупо», — подумала Лида, попросив господина Эклера, тут же улыбнувшегося на ее просьбу, продолжить их разговор о Великих Марципане и Макадамии.
— Бытует мнение, моя королева, — начал он, — что Великие Марципан и Макадамия были влюблены друг в друга.
— Влюблены?
Лида чуть привстала на стуле, но сразу же села обратно, когда стоявшая поодаль от нее Ириска демонстративно закашляла.
— И это правда?
Господин Эклер незаметно пожал плечами.
— Так говорят, моя королева, но доподлинно это неизвестно. Конечно, в наших архивах сохранились некоторые письма, которые Великие Марципан и Макадамия писали друг другу, но темы в них всегда носили исключительно официальный характер.
— А Вы видели эти письма?
— Некоторые видел, — произнес господин Эклер, не сумев скрыть некого хвастовства сей фактом. — И в каждом из них Великие Марципан и Макадамия обращались друг к другу не иначе, как «король» или «королева». Я бы высказался по поводу того, чем были пропитаны их письма, если позволите?..
Лида кивнула, давая марципанцу такое разрешение.
— Пусть со мной не согласятся историки, — начал господин Эклер, — но письма Великих Марципана и Макадамии были пропитаны глубоким уважением друг к другу и это, пожалуй, сыграло роль в становлении дружественных отношений между нашими королевствами. Король Марципан относился к королеве Макадамии по-особенному, не так, как к Великому Цитрону или Великой Ирге.
— И что Вы подразумеваете под «по-особенному»? — спросила Лида, вновь подперев щеку рукой. — Это была не любовь?
— Любовь, моя королева, — не задумываясь, ответил господин Эклер. — Бесспорно, то была любовь. Но у любви много проявлений, согласитесь со мной. Любовь детей к родителям и родителей к детям. Любовь между братьями и сестрами. Любовь между друзьями. Любовь между учеником и учителем. Великие правители были связаны крепкой нитью, связавшей их судьбы вместе. Все четверо дополняли друг друга и, если позволите мне так сказать, я не могу представить себе других Великих правителей. Если бы они не выиграли турнир, то никто бы его не выиграл.