Расколотый берег
Шрифт:
– Четырехдневной давности, – заметил он.
К гостиной примыкала спальня с двуспальной, аккуратно застланной кроватью без покрывала, гардеробом с двумя зеркалами, комодом, полкой для обуви. Маленьким коридором она соединялась с другой спальней, поменьше, – там стояли только односпальная кровать, стол, стул, книжный шкаф.
Кэшин просмотрел корешки книг. Это были дешевые издания в мягких обложках – детективы, романы ужасов, любовные романы с позолоченными названиями, – и покупали их, скорее всего, уже подержанными.
– В кухне чисто, –
Кэшин прошел вслед за ним в старомодную, чуть ли не в пятидесятых годах обставленную кухню, с одинокой лампочкой под потолком, накрытой зеленым колпачком, эмалированной газовой плитой, холодильником «Электролюкс» со скругленными дверцами и портативным радио на покрытом пластиком металлическом столике. У мойки стояла перевернутая вверх дном кружка в сине-белую полоску.
– Точно монах, – заметил Кэшин.
Он подошел к мойке, хотел было посмотреть, что видно из окна, но увидел лишь грустное отражение кухни.
Дав щелкнул выключателем рядом с задней дверью, и яркий свет упал на прямые струи дождя, поливавшего бетонированный дворик. В конце его была кирпичная стена со стальной дверью. У стены, разделявшей два соседних участка, на веревке мокло белье – три майки и столько же трусов.
– Сзади там проулок, – сказал Дав. – А это, наверное, дверь в гараж.
Они вышли во двор. Кэшин шел первым и чувствовал под ногами мокрый, скользкий бетон. Ни один ключ со связки Полларда не подошел к стальной двери.
– Пойду попробую с той стороны, – сказал Дав и забрал связку.
Кэшин остался ждать в доме, ходил, смотрел. В ящиках стола обнаружились папки с банковскими книжками, счетами за электричество, газ, телефон, налоговыми квитанциями. Ничего личного – никаких фотографий, писем, записей, дисков. Ничто не говорило о том, каким человеком был Артур Поллард, какую прожил жизнь, что любил, а что нет. Лишь на полке в кухне стояли четыре банки фасоли в томате да полбутылки виски, а горлышко еще одной, пустой, торчало из мусорной корзины.
Вошел Дав.
– Нет там больше никакого гаража, – сказал он. – Дверь заложена кирпичом. – У него зазвонил мобильник. Он сказал несколько слов и передал трубку Кэшину: – Шеф.
– Нам нужен большой ключ, – сказал Кэшин. – Волшебный. И немедленно.
– Как же так – ты всем распоряжаешься, а сам откомандирован из убойного отдела хрен знает куда?
– Кто-то же должен руководить.
Они ждали в машине, глядя сквозь ветровое стекло на расплывчатые огни уличных фонарей. Кэшин нашел радиостанцию с классической музыкой. Потекли мысли о доме, о старом разрушенном особняке под мокрым холмом, о собаках. Ребб, конечно, их уже покормил – такому человеку, как он, напоминать не надо. Они, наверное, сейчас в сарае, собаки уже заснули, сохнут возле пузатой печки, старой, ржавой, которую лет тридцать назад разжигали стригали, тепло наполняет весь сарай и пробуждает старые запахи – животного воска, жира, едкого пота усталых, уже давно умерших людей.
– Может, это совпадение, – сказал Дав.
– Может,
Из-за угла сверкнули фары фургона. Водитель ехал медленно, осматривался. Кэшин вышел и поднял руку.
Двое в комбинезонах прошли вслед за ним через заброшенный дом Полларда.
Один вынул из сумки с инструментом металлический уголок с полукруглой головкой и приставил его к косяку двери гаража, вровень с замком. Слесарь начал бить по нему кувалдой, все быстрее и сильнее. Вбив уголок, он отступил и сжал кулаки.
– Ну, сезам, откройся! – произнес слесарь и, замахнувшись кувалдой, словно топором, ударил точно по головке. Раздался звук, как от выстрела.
Стальная дверь распахнулась в адски черную тьму.
Кэшин щелкнул выключателями.
Стены выкрашены белой краской, на полу ковер, окон нет. Воздух несвежий, затхлый. У одной стены – тонконогий стол, на нем компьютер с плоским монитором, принтер, сканер. Тут же серый металлический шкаф для документов и дюжина расположенных в три ряда металлических полок, наподобие тех, что продаются в любом компьютерном магазине. Все было в идеальном порядке: четыре полки заняты видеокассетами, четыре других – компакт-дисками и DVD, на оставшихся лежат папки, книги, журналы.
Напротив двери стояла двуспальная кровать под атласным фиолетовым покрывалом, с огромными ярко-красными подушками, тут же на столике с ножками – широкоэкранный телевизор, видео– и DVD-плееры, рядом возвышался штатив. По стенам висели постеры с мускулистыми полуобнаженными атлетами, культуристами, боксерами, пловцами.
Дав открыл дверцы шкафа.
– Профессиональная цифровая камера, цифровая видеокамера… – Он закрыл шкаф, подошел к компьютеру, сел, нажал кнопку на системном блоке. – Понимаешь, что к чему?
Кэшин не ответил. Он взял пульт дистанционного управления, включил телевизор, убрал звук, нажал несколько кнопок.
На экране появилось изображение.
Сначала что-то непонятное, вроде овоща с гладкой кожицей, может баклажана, – камера двигалась. Потом какая-то дыра, отверстие… Нет, не овощ.
Камера отъехала.
Лицо, молодое, даже мальчишечье. Рот приоткрыт, виднеются верхние зубы. В глазах застыл ужас.
– Ты только взгляни на эту мерзость, – сказал Дав. Кэшин смотрел с минуту-другую, затем нажал на «стоп».
– Лет двенадцать, не больше, – заметил Дав.
– Я домой, – сказал Кэшин.
Уже выходя, он заметил на столе рядом с компьютером две белые кружки в желтых пятнах. Из одной свисала нитка с этикеткой чайного пакетика.
– Чаи гоняли, – сказал Кэшин.
Дав обернулся.
– Похоже, один любил покрепче, – заметил он.
В машине Кэшин рассказал обо всем Виллани.
– Ничего удивительного, – отозвался тот. – У Полларда была судимость за баловство с малолетками. Вернее, две, но первый раз дали условно. А во второй раз отсидел полгода. А что там еще, кроме детской порнухи?