Расколовшаяся Луна
Шрифт:
– Во всяком случае, не в наркотической субкультуре. И что мы будем делать, если ты теперь стал зависимым?
– Тильман отмахнулся.
– Не после первого раза. Я же говорю, эта штука - дрянь. Она убивает твои сны и уничтожает всю твою духовную силу. В дурмане у меня было только два желания: секс и насилие.
Я невольно сделала шаг назад.
– Может, теперь ты поймёшь, почему я раздвинул кровати.
– Тильман поднял руку вверх. Все суставы на пальцах были сбиты и отливали синим. Он, должно быть, снова и снова бил кулаком по стене.
– Э-э. Да. Конечно.
–
– Ты действительно не знаешь, что на плёнке?
– быстро сменила я тему. Секс и насилие. Ай-ай-ай. Теперь я даже была быть благодарна ему, что он разделил кровати.
Тильман покачал головой.
– Нет. Без понятия. Я был слишком занят тем, пытаясь не умереть, чтобы смотреть через камеру. Я переживал один момент смерти за другим.
– Момент смерти?
– прохрипела я.
– Что это такое?
– Ты не хочешь этого знать.
– Нет, может быть, я действительно не хотела знать этого. В моих ночных снах у меня было достаточно своих собственных моментов смерти.
– Между прочим.
– Тильман поднял свой рукав вверх. – Это, конечно, был не лак. У меня при проявлении плёнки выскользнула из рук серная кислота. Францёзу придётся в скором времени инвестировать в новый ковёр для галереи.
Дверь ванной закрылась, и нерешительные шаги Джианны приблизились.
– Елизавета? Тильман?
– позвала она неуверенно.
– Заходи сюда!
– Я очень старалась, чтобы мой голос звучал нормально. Но он был ломким и выдавал моё напряжение.
Джианна, словно укоренившись, остановилась на пороге, когда увидела устарелый экран и проектор, но Тильман решительно затянул её в комнату и закрыл дверь. После секундного колебания она резко повернулась ко мне, а её руки сжались в кулаки. Да, комната выглядела отнюдь не по-домашнему. Это была палата ужасов. Теперь Джианна увидела и камеру, которая всё ещё стояла на полочке. Она отодвинула её в сторону и, проверяя, посмотрела в дыру. В тоже время я вспомнила, что мы не приклеили назад глаз змеи. Как нам повезло, что Пауль ничего не заметил. Джианна опешила, когда заметила лягушку, которая уставилась на неё из своей спиртовой ванны, и от отвращения отпрянула.
– Вы снимаете кровать твоего брата?
– Тильман встал как охранник возле двери. Взгляд Джианны переходил от меня к Тильману и к камере туда-сюда. Мы ничего не говорили.
– Фу, вы действительно извращенцы! Вы засняли его и хотите теперь показать мне это, не так ли? Пауля и Францёза в постели?
– Нет, не его и Францёза, а ..., - начала я успокаивать её, но не знала, как осмысленно закончить моё предложение. Джианна отвернулась и направилась в сторону двери. Прежде чем Тильман мог прибегнуть к насилию, я схватила её за рукав куртки, чтобы остановить.
Её левая рука взлетела вверх, потом что-то зашипело, и в ту же секунду наступила боль - яркая и резкая и такая интенсивная, что я вскрикнула и прижала пальцы к глазам. Было такое чувство, будто в мои зрачки впивается тысяча острых осколков. Слёзы полились ручьями по моим щекам, а мои контактные линзы, казалось, въелись в роговицы.
– Ты что, совсем свихнулась?
– взвыла я злобно.
–
– Я действительно ничего не видела, что главным образом было из-за того, что я больше не решалась открыть глаза. Я опустилась на пол, потому что у меня закружилась голова.
– Вы больны! Абсолютно больны! Психи! Выпустите меня!
– вопила Джианна.
– Ой! Убери руки, ты, паршивый, маленький ублюдок!
Паршивый, маленький ублюдок не сказал ни слова, но по тяжёлому ожесточённому дыханию Джианны я слышала, что оба всё ещё боролись друг с другом. Потом Тильман глухо застонал и упал рядом со мной на пол. Каблуки Джианны застучали по половицам. Она сбежала в коридор, чтобы начать трясти ручку входной двери.
– Помогите!
– кричала она пронзительно.
– Эй, меня что, никто не слышит? Помогите!
– О Боже, мои яйца ...
– Тильман страдальчески выдохнул.
– Воды!
– заглушила я наполненный болью дуэт из криков Джианны и стонов Тильмана.
– Я больше ничего не вижу! Я не могу открыть глаза! Пожалуйста!
Надо мной захрустела пластиковая полиэтиленовая бутылка. Потом прохладная вода попала на мои веки, и я осмелилась заморгать, в то время как Джианна третировала входную дверь обоими кулаками. Тильман промывал мне глаза, пока жжение и покалывание стали более сносными. С трудом я поднялась. Сопли бежали из моего носа, и я дрожала всем телом.
– Мне нужно вытащить линзы, - всхлипнула я, наклонилась вперёд и удалила их привычным движением. Стало лучше. Я положила их в их контейнер и, плача, покопалась и нашла в рюкзаке очки, которые у меня были на всякий случай.
– Очень сексуально, - прокомментировал Тильман, после того как я подвинула их себе на нос. Я видела его размыто. Он поднял большой палец вверх.
– Добро пожаловать в дом привидений.
– Между тем Джианна пыталась открыть замок, используя одну из своих шпилек.
– Если вы сейчас же не выпустите меня отсюда, то я позвоню в полицию! Я натравлю на вас фараонов, клянусь вам! Это неправомерное лишение свободы!
– Что же, это возражение я ожидала. Джианна выловила мобильный из своей сумки и махала им угрожающе.
– Джианна, успокойся, - умоляюще попросила я её, как только смогла снова говорить, не захлёбываясь при этом слезами. Так же моё зрение возвращалось назад. – И, пожалуйста, никакого газового баллончика. Мы хотим тебе только кое-что показать. И это точно не сексуальные сцены с моим братом и Францёзом. – Надеюсь, что нет, подумала я.
Но Джианна едва понимала. Без разбора она нажимала на кнопки мобильного. Я, шатаясь, подошла к ней и хотела выхватить его у неё из рук, но так как я всё ещё не видела должным образом, я два раза промахнулась (один из этих раз очень глупо схватила её за и без того миниатюрную грудь), прежде чем наконец заполучила его. Она не пыталась вырвать его у меня, а смотрела на меня, как загипнотизированный кролик.
– Я знала, что ты чокнутая, Елизавета. Ещё в Кунстхалле. Я это знала! Почему я только пришла сюда?
– Она прижала руки к вискам, как будто у неё была мигрень.