Расплата по счетам
Шрифт:
— В Дальнем по моему приказу сейчас переоборудуются во вспомогательные крейсера два английских и японский пароходы, с ходом в шестнадцать узлов. Это «Забияка», «Разбойник» и «Джигит» — сами клипера в виду ветхости переведены в блокшивы, а команды получили, так сказать, новые корабли. «Ангара» уже полностью готова к выходу в море, как и отбитая у неприятеля «Маньчжурия». «Монголия» переименована в «Енисей», во избежание упреков в том что она несла на себе раньше знаки Красного Креста. Итого шесть вспомогательных крейсеров, в то время как здесь до сих пор не удосужились ввести в строй хотя бы пару таких столь нужных кораблей. И вина целиком лежит на капитане порта, контр-адмирале Гаупте, которого я сегодня сместил с должности — пусть едет в Петербург! Если его помощник контр-адмирал Греве через месяц не введет в строй «Богатырь»,
Вот теперь нужный результат был достигнут — Евгений Иванович отчетливо и наглядно показал всем, кто на самом деле управляет флотом. Адмиралы прониклись, даже князь Ухтомский старательно отводил взгляд. Тут ведь главное в начальственном пригляде держать подчиненных, указывая им на все недостатки, и тем самым оставляя на свою долю только достоинства…
Началась война с Японией, Порт-Артур, март 1904 года. На крейсере «Аскольд» рядом стоят два адмирала, обладавшие крутым характером — но первый погиб не сделав того, что было нужно, а потому его помнят. А второй сотворил то, что не нужно делать — и ушел в забвение…
Глава 8
— Мне совершенно не нравятся действия генерал-адъютанта Куропаткина. Да и нашего Авелана тоже — за последние два года Федор Карлович вкупе с нашим генерал-адмиралом такого наворотили, что породили больше вопросов, чем дали на них ответов.
После затянувшейся паузы Алексеев нарушил молчание, тяжело вздохнул, и посмотрел на своего флаг-капитана — с Эбергардом можно было говорить без всяких экивоков, как и с покойным Вильгельмом Карловичем Витгефтом — Андрей Августович умел хранить тайны. И говорил также хладнокровно, произнося такие слова, что подслушай кто их, можно было лишится не только карьеры — дело пахло увольнением без пенсии и права ношения мундира. Подобного фрондерства в Доме Романовых не переносили со времен печальных событий на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, в которых моряки Гвардейского Экипажа приняли самое активное участие. Да и позже бывали казусы, вроде казненных двадцать лет тому назад лейтенантов Суханова и барона Штромберга, примкнувших к «Народной Воле». И это отнюдь не испугало до икоты молодых мичманов — сохраняя верность империи как символу, они порой не стеснялись высказываться с критикой существующих порядков, хорошо, что только на флоте. Да и что говорить, если при негласном жандармском надзоре пребывал чуть ли не десяток из нынешних командиров кораблей первых двух рангов.
— Гарнизон Порт-Артура серьезно ослаблен приказами военного министра, что стал командующим Маньчжурской армией. Из Квантунской области за полтора месяца до высадки противника полностью вывели 3-ю ВС стрелковую бригаду, которая там развертывалась в полнокровную дивизию, пополняясь мобилизованными с началом войны. А ее до этого пять лет командовал Стессель, не проще ли было оставить ему в подчинении проверенные части, с которыми он ходил на Пекин. Но, несмотря на его неоднократные прошения, Куропаткин еще из Петербурга приказал забрать у него именно эту дивизию, что попала под удар 1-й армии Куроки на реке Ялу, и потерпела там жестокое поражение. У меня после бесед с офицерами этой дивизии возникло ощущение, что их батальоны просто усадили по приказу на невыгодные позиции, и сознательно допустили, чтобы 11-й полк попал в окружение и был вынужден пробиваться штыками.
— У Алексея Николаевича просто «дар» подставлять наши слабые корпуса под сокрушительные удары противника, и при этом ставя во главе войск таких бездарностей, как генерал Засулич. И так раз за разом — он буквально саботирует все наши указания, будто специально предоставляя японцам прекрасные возможности бить наши войска по частям.
Наместник уже не говорил, он рычал от накатившего бешенства. Ему фактически не подчинили Маньчжурскую армию, хуже того, он не знал планов Куропаткина на войну. Недоумение превратилось в стойкое недоверие наместника к полководческим «талантам» бывшего военного министра, особенно когда генерал Куропаткин раз за разом приказывал войскам отступать, даже после успешных боев, приводя в уныние офицеров и солдат.
И
— В результате, когда японцы в конце апреля высадились у Бицзыво, встречать их было некому. За отсутствием флота в Дальнем, на береговой обороне была задействована вся дивизия генерала Фока, а полки дивизии Кондратенко беспрерывно занимались строительством порт-артурских укреплений. Наша эскадра к тому моменту была чрезвычайно ослаблена и насчитывала в составе всего три броненосца, из них только «Пересвет» являлся быстроходным, но отправить его на гибель в Бицзыво ваше высокопревосходительство тогда не решились. И даже в «черный» для японского флота майский день, когда противник потерял на минах два броненосца, ситуация практически не изменилась — как появлялись шесть броненосцев, так всей полудюжиной и шастали, стараясь вызвать наши корабли на бой.
— Да я сам тогда командовал флотом, не доверять же корабли кому-то еще — достойных кандидатур просто не имелось. Потому несчастного Витгефта и поставили от безысходности.
Алексеев уже долгое время служил на Дальнем Востоке, последний год наместником — но проводить самостоятельную политику в отношении армии и флота не мог, ограниченный в своих действиях военным министром и управляющим морским ведомством. И если решения генерала Куропаткина для него порой имели хоть какое-то разумное объяснение, хотя увод целой дивизии из укрепрайона было, по меньшей мере, легкомыслием, как и вывоз боеприпасов и продовольствия. Но то по отдельности, но если сейчас соединить все факты совокупно, то картина станет удручающей. Возникло ощущение, что будь на месте Куропаткина вражеский шпион в столь большом чине, он бы не нанес столько вреда. Но то мысль дикая — Алексей Николаевич был все же начальником штаба у знаменитого «белого генерала» Михаила Скобелева, правда действовал совсем не так как его легендарный командующий. Пятился и пятился, терпя поражение за поражением, все время говоря и обещая дать генеральное сражение, в котором обязательно разобьет неприятеля. Хотелось бы в это верить, вот только опасения росли с каждым часом.
Но то армия, а вот действия морского начальства вообще не имели под собой никакого разумного объяснения, что вызывало с началом войны массу пересудов среди офицерства 1-й Тихоокеанской эскадры. Ведь за полтора года до нападения на Порт-Артур отсюда увели сразу четыре больших боевых корабля, которые, вне всякого сомнения, здесь оказались бы крайне полезными. Вполне себе хорошие броненосцы «Сисой Великий» и «Наварин», причем на первом установлены орудия новых образцов. Еще один такой же корабль чуть слабее, устаревший — «Император Николай I», у него артиллерия вообще на дымном порохе, и броненосный крейсер «Адмирал Нахимов», совсем уже старый. Зачем гнать их в Петербург на ремонт через три океана, просто в голове не укладывалось, хотя все работы можно было провести в самом Порт-Артуре, или в доке во Владивостоке.
Ведь легче отправить на пароходах необходимые материалы с работниками, чем перегонять за многие тысячи верст, по морям-океанам, столь нужные именно здесь броненосцы. Адмирал чуть ли в шок не впал, когда начальник Главного Морского Штаба ему прислал прошлой осенью телеграмму, в которой сообщил, что к ремонту пришедших броненосцев вообще не приступили. Причем тогда еще министр финансов Витте даже не стал выделять обещанные ассигнования, тут Алексеев поневоле задумался. Только одной дуростью всесильного сановника такое объяснить было нельзя, очень нехорошим попахивало от данного решения.