Рассказы о любви
Шрифт:
Этот ее благородный порыв пошел Карлу Бауэру на пользу и так быстро избаловал его, как это и случается с юными, когда они все предлагаемое им, будь то самый редкостный фрукт, принимают с готовностью и как должное. Так и случилось, что через несколько дней он совершенно забыл ту постыдную первую встречу у погреба и каждый вечер насвистывал на лестнице «Золотистые лучи вечернего солнца», словно так было заведено спокон веков.
Несмотря на благодарность, память Карла о Бабетте не была бы, вероятно, столь неистребимой, если бы ее благодеяния ограничивались только едой. Молодежь всегда голодна, но она еще
Бабетту в доме Кустереров высоко ценили и считали незаменимой, но и у всех соседей в округе она пользовалась репутацией человека безупречной честности. Где бы она ни появлялась, всюду самым естественным образом воцарялось веселье. Соседки это знали и поэтому благосклонно смотрели на то, чтобы их служанки, особенно молоденькие, водили с ней дружбу. Если она кого рекомендовала, того хорошо принимали, а кто имел с ней доверительные отношения, положение их в жизни было надежнее, чем в богадельне для служанок или в ферейне девственниц.
Вечерами после работы и по воскресеньям после полудня Бабетта редко оставалась одна, ее всегда окружал хоровод молоденьких служанок, которым она скрашивала в эти часы жизнь или давала нужные советы. При этом они играли в игры, пели песни, отгадывали загадки и ребусы, а если у кого был жених или брат, те приводили их с собой. Правда, такое случалось нечасто, потому что невесты обычно большей частью отходили от их круга, поскольку молодые люди, а также и слуги, не испытывали тяги к Бабетте, как это было с девушками. Она не терпела вольностей в любовных отношениях; если одна из ее подопечных попадала на эту дорожку и серьезные предупреждения не оказывали на нее воздействия, ее исключали из круга общения.
В это веселое содружество девственниц гимназист был принят в качестве гостя, и не исключено, что там он прошел гораздо большую выучку, чем в гимназии. Вечер своего вступления в эту компанию он не забыл. Это случилось на заднем дворе, девушки сидели на ступеньках и пустых ящиках, было темно, с вырезанного квадратом вечернего неба сверху лился потоками слабый молочно-сизый свет. Бабетта сидела на бочонке перед полукруглым подъездом к погребу, а Карл скромно стоял подле нее, прислонившись к балке ворот, ничего не говорил и разглядывал в сумерках личики служанок. При этом он несколько боязливо думал о том, что скажут его товарищи, когда узнают про эту вечернюю сходку.
Ах эти личики! Почти все их он видел при встречах на улице, но сейчас, сгрудившись в сумеречном освещении, они стали другими и смотрели на него загадочно. Он и сегодня помнил всех девушек по именам, как узнавал и их лица, а про некоторых служанок даже знал их истории. Что это были за истории! Сколько фатального, серьезного, важного и приятного таилось в этих маленьких жизнях!
Например, Анна из «Зеленого дерева», будучи совсем молоденькой, совершила однажды кражу на первой же своей службе и отсидела за то целый месяц. С тех пор она годами верна и честна и среди служанок считается настоящим кладом. Большие карие глаза, сурово сомкнутые губы, сидит молча и смотрит на юношу с холодным любопытством. Ее любимый, предавший ее в той истории с полицией, тем временем женился и даже успел овдоветь. Теперь он вновь бегал за ней и всячески добивался ее, но она оставалась твердой и делала вид, что не хочет ничего о нем знать, хотя втайне любила его как прежде.
А Маргрет из переплетной
И так почти все они, что одна, что другая, как мало радости, и денег, и приветливости досталось им в жизни, и как много работы, забот и досад, и как они со всем этим справились и держались, за небольшим исключением, все бравые и неистощимые соратницы в борьбе с трудностями! А как они смеялись в те несколько свободных часов, как веселились без всякого повода, как шутили, пели веселые песни, держа в ладони пригоршню грецких орехов или радуясь остаткам красной ленты! Как они дрожали всем нутром, когда кто-то рассказывал полную ужасов историю про муки, и как подпевали грустным песням и вздыхали, и слезы лились из их добрых глаз!
Некоторые были, правда, противными, вечно недовольными и постоянно готовыми ворчать и распускать сплетни, но Бабетта, когда становилось невмоготу, резко их обрывала. Но ведь и им досталось в жизни и было ой как нелегко. Грета из епископства была самой несчастной. У нее тяжело сложилась жизнь, и она страдала от своей добродетели, даже ферейн девственниц казался ей недостаточно набожным и строгим, и при каждом бранном слове, достигавшем ее ушей, она глубоко вздыхала, закусывала губу и тихо говорила: «Праведник обречен на страдания». Годами она страдала, но наконец преуспела и, пересчитывая спрятанные в чулке сэкономленные талеры, растроганно плакала. Дважды она могла выйти замуж — за наставника, но оба раза не сделала этого: первый был ветрогон, второй сам был настолько праведным и благородным, что она боялась при нем вздохнуть и боялась остаться к тому же непонятой.
Все они сидели в углу темного двора, рассказывали друг другу о всяких жизненных мелочах и ждали, что доброго и радостного принесет им этот вечер. Их речи и жесты не показались ученому юноше умными и деликатными, но вскоре, когда улеглась его стеснительность, он почувствовал себя свободнее и вольнее и воспринимал уже тесно сидящих в темноте девушек как непривычную, но чрезвычайно прекрасную картину.
— Да, так вот это и есть тот самый господин гимназист, — сказала Бабетта и собралась тут же поведать жалостливую историю его жизни впроголодь, но он, умоляя, потянул ее за рукав, и она великодушно пощадила его самолюбие.
— Вам, наверное, приходится страшно много учиться? — спросила рыжая Маргрет из переплетной мастерской и тут же продолжила: — А кем вы хотите стать?
— Ну, это еще не совсем ясно. Возможно, доктором.
Это пробудило в них почтительность, и они все внимательно посмотрели на него.
— Но тогда вам надо обязательно отрастить усы, — сказала Лена, служившая у аптекаря, и все тихонько захихикали, кто-то взвизгнул, и они, поддразнивая его, принялись отпускать разные шуточки, от которых ему без помощи Бабетты отбиться было бы трудно.