Рассказы субару. 2 в 1
Шрифт:
И постепенно я отделила, и отдалила себя от тебя. Ушла в творчество, друзей, увлечения. Теперь ты вдруг заметил, – за долгие годы, - что у мея свои интересы, не связанные с тобой, и душевной тяги к тебе давно нет. И не только душевной. И винишь в этом меня? Теперь, когда тебе захотелось теплоты, - через десять лет, - я, оказывается, должна тебе её дать? Он впадал в отчаяние. Она видела это, ей хотелось помочь ему, но – не за счёт себя. Да она и не могла бы ему ничего дать уже. Она не умеет играть и притворяться в чувствах. Она умеет быть хитрой и увертливой, выдумывать предлоги, недоговаривать. Но в чувствах она не может быть нечестной. Не в состоянии.
Затем наступила третья фаза, - когда и он махнул рукой. Пусть она делает, что хочет, любит, кого хочет. Зато и он будет
Она думала… ведь он пытался бороться за неё вначале! Нет. Бороться надо было раньше, когда она еще ждала от него этого, когда была бы счастлива таким его проявлениям. Он столько лет убивал её чувство, затем еще пару лет оно пролежало мертвым и истлело окончательно, – ему было всё равно. А когда в ей родилось другое, – решил воскресить старые кости! Разовыми акциями немыслимой щедрости. Срываясь на злобу, когда подарки не сработали так, как он хотел. И расстроился, что не получилось. Она не плакала от счастья,и не кидалась ему на шею, зацеловывая, - как сделала бы это лет пятнадцать назад. Она спокойно благодарила,и вновь занималась своими делами. И вновь уходила… и уходила вечерами, всегда имея вескую причину на это.
й было жаль его по-человечески. Ближе неё у него никого не было. Как же он дошёл до жизни такой? Никого, душевно близкого, кроме неё, – да и её тёплое отношение умудрился растоптать? Ей страшно представить, что у него в душе. Но не её в том вина! И даже если у него есть лишь она, и смысл его жизни в ней, - как он говорит, - это, опять-таки, – напоминает эгоистичных матерей, которые говорят детям: «Я всю жизнь отдала вам! Поэтому вы мне должны…» Кому надо, чтобы всю жизнь отдавали ему, кому, на хрен, нужна такая ответственность и ноша? Разве она виновата, что он не может ничего и никого найти для себя? Тем более – врёт. Что живет лишь ею. Еcли бы это было так – слушал бы каждое ее слово, радовался бы любой даже глупости. А не упорно гнул свою линию во всем, не допуская малейшей критики в свой адрес, вечно не дослушав, не поняв,и обвинив в чем-то её.
Сложно устроена жизнь. И беспощадной быть невозможно. Но и дать тепло, которое ему необхoдимо, - никак. У неё просто не осталось его! При всём том парадоксе, что она сильно зависит от него материально. Её копеечные, пока что, выплаты… И машина. на не умеет её водить. И слишком привыкла, что машина всегда в семье есть. Машина это второй дoм… Сплошные противоречия.
В автобус Лиля вошла без каких-либо эмоций. Главное, что он пришёл довольно быстро. Хочется ли ехать, нет ли… Она всё делает машинально сейчас. Жаль, что нет ничего интересного рассказать. Всё крутилось около болезни… а об этом она молчала пока. Неизвестно, как он отреагирует. Возможны варианты. Будет жалеть еще сильней,и не гнать из жалости. Поймет, что у неё реально никого, кроме него. Задумается, – не лишь поэтому ли она с ним, – чтобы хоть кто-то был. Возникнут угрызения совести перед коллегой – одно дело, когда соперник здоров,и может сопротивляться, а другое, когда так вот. Много всего. Потому она молчала до сих пор. А больше вроде и не о чем.
На предпоследней (до её выхода) остановке, в автобусе вдруг погас свет фар. Водитель, выйдя на улицу, стал что-то ремонтировать, периодически заглядывая в кабину. Молча. Первые пессимисты стали потихоьку выходить, остальной арод обсуждал: «Поедет – не поедет», оставаясь на местах. Или вариантов не было у тех, кому ехать до конечной.
Лиля ждала. Интересно, - такого с ней еще не было. В кои-то веки она пoчти не опаздывает, - так автобус встал! К чему бы? И что делать,идти или ждать? Дождалась, когда водитель объявил, наконец, – что дальше не поедет. Вышла. Набрала Максима. Предупредить. Неизвестно, сколько она здесь проторчит. Хотя, здесь, наверное, весь транспорт уже к вокзалу направляется, можно на любой сесть? Трубку не взял. Не повернуть ли домой? Может, его и нет? Явно нет. Забыл или опаздывает. И
Вскочила в первый подъехавший автобус, оттолкнув тупорылого подростка, преграждавшего собой дорогу (сломанный автобус загородил остановку, и к тому, что встал за ним, - oстался узкий проход. Пассажиры первого рванулись туда). Но надо же! Вместо того, чтобы мирно двигаться к вокзалу, - на перекрестке перед ее остановкой, он вдруг свернул вправо, на улицу имени великого писателя, на котоpой и располагалась клиника. (Прямо «Этот дом и подвальчик на Старом Арбате»… как много булгаковских совпадений у неё, которые она сознает гораздо позже… только она и за Маргариту,и за Мастера. Впрочем, и он Мастер. Просто в другом деле. Да еще и гений общения, в отличие от того, литературного…) Свернул, и явно не собирался тормозить! Лиля переглянулась с женщиной, стоящей рядом, - во взгляде той также читалось изумление. Крикнула:
– Простите, высадите нас здесь, пожалуйста! Мы со сломавшегося автобуcа, - не знали, что вы свернете!
Удивительно, но сработало. Лиля и её попутчица бежали под моросящим дождем в обратную сторону. Никогда она ещё не подходила с этой стороны. Дождавшись красногo светофора для машин, перебежала улицу в совершенно неположенном месте. Да задолбало уже сегодня всё! Еще бы до перехода чапать сколько…
Субару не было. Этого следовало ожидать, раз не ответил. И что теперь? Ждать, звонить? Нет, – конечно, она сейчас уедет обратно… Еще и дождь. Внезапно осенило. Подойти к дверям все же, постучать хоть.
Дверь оказалась открытой, стучать не понадобилось. Ей показалось, что там целая толпа. На диване сидели двое, - мужчина и девушка, по возрасту подходящие на отца с дочерью. Из магнитофона торчал диск, на тумбочке стояли разноцветные детские машинки (они и в прошлый раз стояли,и раздражали её).
– Проходи! – кивнул он ей равнодушно, не прерывая оживленного разговора с этими…
Но всё же они заторопились пройти в кабинет. Она-то думала, что они уйдут сейчас! Так, – спокойнo. Их двое, и дверь открыта, – это не любовница. Явно знакомые какие-то, раз музыка включалась. Или просто показывал диск? Трубку не взял. Потому что пошёл открывать ей двери. Думал, что она подошла,и звонит вместо стука. И, наверное, удивился, когда на пороге никого не оказалось. Мог бы и перезвонить… Не стал, увлекся разговором. И субару нет! Такая злость разобрала вдруг. Не обида, а злость. По возбужденному недовольному разговору поняла, что с машиной что-то случилось. И опять он им про эти операторы телефонов, что и ей!
«Шут несчастный! Ничего нового придумать не смог!» Только с ней он смеялся, а им сейчас рассказывал яростно.
– Максим, а Рита сейчас в Москве на машине ездит?
– спросил мужчина. Лиля навострила уши. Узнать что-нибудь… И, значит, - сильно знакомый.
– Нет, куда там, – с такими пробками. Там легче на метро.
Лиля даже не разделась. Если нужно будет долго ждать,и нет машины, - она просто уйдёт.
Не могла играть. Заглянула в кабинет очень мрачно.
– Долго? – не глядя на пациентов.
– Нет, совсем нет…
Ладно. Тогда подождем окончания комедии. Но её всю трясёт. Дверь не заперта, - вышла покурить прямо на крыльце, внаглую. Иначе не выдержит. Главный облом с машиной, конечно. Сразу ничего не хочется. Находиться здесь, и думать, во сколько там последний транспорт идёт? Отвратительно. Как это в том году она так могла,и не раз… не возмущаясь? Добило, когда он (в шутку, правда), – сказал им, что пока чей-то зуб сушится, можно чаю выпить. И спел (если так можно выразиться) девчонке: «Дай мне наглядеться, радость, на тебя». Затем прибавил, что некоторые утверждают, что у него слуха нет! Но это ведь не главное, главное – настроение! Хм. Некоторые. Т о л ь к о для неё сказано, - или всё же и для них частично? на сама так любит. Говорить кому-то другому вещи, которые предназначены для других ушей, на самом деле. Ох ты, – да с их похожестью, кажется, она может начать его понимать… И про «радость», – для неё? И вообще, чтобы видела, как ему весело с другими? Нет, вряд ли уж всё это демонстрация… Ему правда хорошо с ними – без неё!