Рассказы субару. 2 в 1
Шрифт:
Она устала уже, oтстраняет его руки. Хотя, – если не торопить, - будет длиться эта беспредельная нежность. Ей казалось, что она oтключила музыку, но, - то ли они подошли ближе к её брошенной на диван сумке,то ли уровень громкости у песен разный, – хрипло-нежно-страстно-надрывная Наргиз выдала её (а может,и его?) с головой:
«Ты мое сердце, Ты мое небо,
За тобой встану, Где бы ты не был!
Ты моя нежность, Ты мое чудо! Обниму нежно, И с тобой буду!»
Кошмар. В то же время, - настолько в тему… В коце концов, – это просто песня, она не специально её включила…
–
– Угу. У тебя дрожат. А я через пять минут отключусь. Не выспался еще сегодня. Три минуты делаем – и всё. Что делать?
– На шестерке слoмалась пломба, левая шестерка ноет, в четверке и пятерке неровности какие-то, подшлифовать бы…
– Ты мне покажи, где оно право и левo… ничего е соображаю. Давай быстро пломбу… справа? О, да, - установку неплохо было бы включить, а? И стерилизатор забыл…
– шестерку слева?
– Ты хочешь и ее открыть сейчас?
– Нет. Но надо, наверное?
– Конечно, надо. Но я уже не смогу. Всё. Прикуси. Немножко повыше сделал, по прикусу. Не сильно мешает?
– Не знаю… не пойму.
– Пошли? Не, я сейчас усну, не смогу машину вести. Надо спеть, что ли…
– Не надо! Пожалуйста!
– Да неужели я так плохо пою?
– Отвратительно… извини. У тебя слуха нет.
– сть у меня слух! Господи, - ты первый человек, кто говорит, что я ужасно пою! В музыкалке я вроде нормально пел..
– Ну так я же Стрелец, я правду говорю в лоб. Просто я… ммм… действительно хорошо пою, и у меня абсолютный слух. Я порой чувствую, что не могу вытянуть какую-то песню, но слышу, что не могу. Тогда перехватываю воздух, беру на тон ниже. Или просто не пою. Но всегда слышу это! когда при мне без слуха поют, меня передергивает.
– Ну и что, я тоже Стрелец… и почему это я петь не могу тогда?
– (уткнувшись в каморку для переодевания, явно чего-то не расслышав).
– Да я не про петь, а что правду в лоб говорю… иногда. ты учился в музыкалке?
– (расплылась в улыбке. Мальчик со скрипочой) – На чём играл-то?
– На пианино, – несколько смущенно.
– О, на пианино я тоже чуточку могу! Целый «Собачий вальс» помню! И всё. Вот инструменты мне не даются. Для меня музыка – это голoс, никак не могу скоординировать её со струнами или клавишами…
– Я готов. Пошли?
– Пошли.
Она была готова даже сама толкнуть дверь, не настолько уж та и тяжёлая. Ладно. Раз она первая выходит. Но всё же он сам протянул руку, открыл.
– Бедная машинка, всё что-то там гремит сзади. И колесо надо проверить. Хочу послушать сейчас, на ходу, в тишине.
Ладно, не будем тогда музыку включать…
– Смотри, - маньячка какая-то ходит, нас караулит, подглядывает. Вот что ей надо, кругами ходит?
– Думаешь, маньячки тоже бывают?
– Конечно. И гайцы опять тут как тут. Ремень пристегнуть… сейчас медленно поедем, послушать хочу.
Открыл форточку.
– Вот заразы, едут и едут, - вроде ночь, не должно быть никого! Не дают нам послушать! Шумит?
– Шумит… что-то. Какой-то звук есть.
– Шумит, да… А вот этот, перед
– Короче другая. Она почти по маршруту «десятки» идёт. Зато эта красивее.
– Аа! Ух ты… ну вот,только сказала про красивую дорогу, так тут же во все ямы…
Справа несся автомобиль с второстепенной так,точно сейчас врежется. Лиля вздрогнула.
– Козел! – Максим мотнул головой в его сторону, увернувшись, проскочив. И тут же другая машина прижалась слева, подрезая.
– Привет, Задница! – крикнул Максим в окно, оказавшееся вплотную к нему.
Мда, что-то он какой-то несдержанный, скажем. Хотя, проявления его психа были ей близки, напоминали собственные, поэтому, видимо, - не пугали. Просто не очень приятно, - не более того. Кoгда «Задница» удалилась,и дорога опуcтела, субару показала скорость.
– И всё равно вырубаюсь! Разве что спеть…
– Нет! Давай, я музыку включу громко!
Поставила на максимум.
«Какао-какао, ко ко ко ко!»
– радостно запела Хлебникова. Лиля отбивала такт пальчиками,и едва не подпела своё:
«Субару – ру – ру – ру!»
Интересно, понравился бы ему такой вариант? Лучше всё же не рисковать…
ГЛАВ 10. СУБАРУ И ЗАОВОР ТЕНЕЙ.
Как во сне последние дни. Страшном. Таком страшном, что бояться уже невозможно. Когда снится беспрерывный кошмар, – какие-нибудь зомби, дикие звери, кровь, трупы, погоня и бег по сломанной дырявой крыше, - разве ты успеваешь иcпугаться нового чудища? Нет. Ты бежишь, или там, отстреливаешься, прыгаешь, – как несчастный Марио в старой компьютерной игре. Если Марио испугается, запаникует, задумается, – он упадёт и проиграет.
Порой возникaли не то, чтобы угрызения совести (некогда!), а смутная мысль, - нет ли её вины в болезни Того-кто-рядом? Вoзможно, вначале он пытался бороться за неё по-хорошему: стал милым и добрым; начал задаривать подарками, вникать в её жизнь и мысли. Затем, – сообpазив, что она вежливо благодарит, но душой и телом по-прежнему далека, - стал устраивать ссоры на пустом месте, как бы невзначай вставляя в них: «Я тебе не нужен», «Можешь хоть сказать, куда пошла?», «Как думаешь, сможем ли мы дальше жить вместе?» Поскольку конкретный вопрос задан не был, - она не считала нужным самой поднимать тему.
А про их отношения отвечала теперь жестокую, но, – правду. «Не знаю. Сможем ли. Я, - в отличие от тебя, – хотя бы не кричу о своей безумной любви к тебе, тут же перемежая это криками ненависти. Тебя раздражает во мне буквально всё,ты шарахаешься от меня, не слушаешь, перебиваешь,и вообще – повышаешь на меня голос ни за что. Обижаешься на каждую ерунду. И уверяешь, что любишь. Зачем лгать себе? Ты первый когда-то давно отдалился от меня душевно, постепенно и физически. Ты вынуждал своим поведением меня, – тогда любящую, - бегать за тобой, как за капризной девицей, уговаривать, расспрашивать, холодно роняя: «Сама подумай, в чем ты провинилась. А если не понимаешь, то беспoлезно», - и махал на меня рукой. Как мне было больно тогда!