Рассказы
Шрифт:
— Ну, пойдемте, мама, пойдем, Настусь! Белый день на дворе, еще кто увидит нас! — торопил Ясек женщин, которые никак не могли оторваться от земли.
Укрываясь в лесу, они скоро добрались до картофельных ям, где долго прятался Ясек. Там они должны были ждать проводника.
Все трое были так утомлены, что сразу заснули как убитые.
Проснулись довольно поздно — уже звонили к вечерне.
Старуха развязала узелок, и они принялись за еду, так как сильно проголодались.
— К вечерне звонят.
—
— А надежный ли он человек, Ясек?
— Да ведь он мне десять рублей дал, чтобы не сомневались, что придет.
Они продолжали есть молча, поглядывая на краешек неба, синевший над отверстием ямы.
Вдруг Ясек вскочил: сверху донесся смешанный гул голосов.
Он схватил палку, подошел поближе к отверстию и долго вслушивался.
— Там много людей… слышно, идут сюда… тише! — шепнул он, взобрался повыше, чтобы выглянуть наружу, но тотчас спрыгнул на дно ямы.
— Мужики наши и стражники… облава… Это за мной! — Слова с лихорадочной быстротой слетали с его губ. — Вы тут сидите тихо… не уходите до ночи… а я… я выберусь. До леса два шага… доберусь туда, что бы ни было… а там они меня уже не поймают… Как стемнеет, дождусь вас около корчмы. Идут! В ямах ищут… Ох! — все тише бормотал Ясек. Его так трясло от страха и волнения, что он вынужден был присесть. Обе женщины, обомлев, не говорили ни слова… Все прислушивались к глухим голосам наверху, которые все приближались.
Уже слышны были тяжелые шаги и стук палок о камни.
Ясек застегнул кафтан и, крепко сжимая в руках палку, с минуту всматривался в отверстие.
— Так у корчмы, помните! — шепнул он, нервно перекрестился и, даже не оглянувшись на мать и Настку, выскочил из ямы.
На мгновение он остановился: его ослепило солнце.
— Держи! Лови! Держи! — внезапно заорали вокруг.
Он был окружен. Со всех сторон двигались к нему тесно сомкнутым кольцом мужики, вооруженные здоровенными дубинами. Их отделяли от него всего несколько десятков шагов, они уже поднимались на гору, в которой были вырыты ямы.
— В лес! — сказал себе Ясек и с величайшей быстротой метнулся прямо на стену людей, ощетинившуюся десятками дубин и протянутых рук. Стена дрогнула, прорвалась, и половина ее рухнула наземь вместе с Ясеком. Десятки тел смешались и, как подхваченные бешеные вихрем, покатились вниз по склону.
Ясек не сдавался. Он защищался так яростно, с таким остервенением действовал палкой и ногами, кусался, царапался, что в конце концов вырвался-таки из тисков и помчался в сторону деревни. Но дорогу к лесу загородила ему новая толпа крестьян, спешивших на помощь первым. Он бежал, как волк, за которым гонится целая псарня, а за ним с дикими криками неслась погоня.
Он несся, как вихрь… «Только бы до деревни и через поле… а там лес!»
Он напрягал последние
— Держи! Хватай! — гремело за спиной.
Он летел, как мяч, делая последние усилия. «Еще несколько саженей… еще… О боже! Только бы до садов добежать… За деревьями скрыться…» Грудь разрывалась, сил уже не было совсем, кровь приливала к глазам, он ничего не видел перед собой.
Он добежал все-таки до садов, пробежал еще немного и свалился под чьим-то амбаром.
«Конец!» — подумал он через минуту, увидев между деревьев лица своих преследователей.
Он был так измучен и разбит, что не мог шевельнуться.
«А! Пусть! Пусть!» — пронеслось в мозгу. Им овладела такая безнадежная апатия, такое глубокое равнодушие ко всему. Смерть его уже не пугала.
Он тяжело переводил дух, отирая израненное в драке лицо, и, как в бреду, с каким-то нечеловеческим спокойствием всматривался в силуэты подбегавших людей.
Страшное, смертельное изнеможение убило в нем все — силы, волю, мысль…
Он только стонал, как умирающий ребенок, и лившиеся потоками слезы смывали кровь с лица, а в сердце осталось лишь чувство невыразимой горечи.
Мужики были совсем близко, крики раздавались уже в саду.
Ясек вдруг приподнялся.
— Нет, не прощу! Не прощу вам это! — пробормотал он, внезапно встряхиваясь. Мысль о мести подхватила его, как ураган, зажгла молнии в глазах, придала силы.
Он вскочил, вырвал из крыши амбара пук соломы, поджег ее спичкой. Солома быстро загорелась, и он бросил ее на крышу.
Крыша в один миг вспыхнула и запылала.
— Так вам и надо! Не прощу! — шептал Ясек. Он был так озлоблен, и радость мести так насытила его душу, что он, словно в бесчувствии, спокойно, не торопясь, прошел мимо амбаров и, нырнув в колосившуюся рожь, на четвереньках пополз к лесу.
Погоня где-то отстала.
Через несколько минут Ясек обернулся и посмотрел на деревню.
Подожженный им амбар был весь в огне, он пылал, как пук соломы. Занялись уже и соседние строения и хаты.
— Теперь будете меня помнить, окаянные! — злобно пробурчал Ясек. Ползти на коленях он больше уже не мог и побежал, пригибаясь как можно ниже.
Страшный крик прогремел по деревне и гнался за ним полем.
— Горим! Горим! Горим!
До леса было уже недалеко, и Ясек, выпрямившись, не скрываясь больше, бежал к нему.
Уже видны были красные стволы сосен, зелень листвы, уже повеял ему навстречу торжественный, как под сводами костела, холод глухо шумевшего леса. Еще минута — и он спасен, свободен и отомщен!