Рассвет
Шрифт:
Тёмный лабиринт долгими ходами вывел человека к платформе, что подняла его к жёлтому свету города.
— Значит, дело сделано.
Рершер облегченно вздохнул и, покрепче сжав два свёртка, поспешил к дому. Ему хотелось добраться туда, всё приготовить, сделать. Где-то среди каменных столбов, что здесь называли домами, он желал найти Звеифель. Он знал, что она не потеряна, что всё теперь изменится.
Дрожь пробежалась под ногами. Шатнулись тени, и мосты над улицами скривились под своей тяжестью. Мелко нараставшая толпа в один миг обернулась кричащим скопищем, подгоняемым
Пытаясь вырваться из живого потока, Рершер лишь оказался в самом его центре. Он вцепился в свой груз и рванул вперёд, сквозь набившиеся, разлетавшиеся по улицам тела, спасаясь от землетрясения.
Гремящие скалы посыпались сверху, каменным дождём разрывая головы и тела жителей. Дрожащая в обломках кровь скользила под ногами, бегущие толкали, кричали, падали, разбиваясь о треснувшую дорогу. Под ногами Рершера рухнула женщина, придавленная куском дома. Он прищурился, сжал нос и рот, сдерживая рвотные позывы. Никогда прежде его не забрасывало в центр катастрофы, никогда он не видел, как вся планета сжимает город каменным месивом.
Толчок за толчком вырывали куски улиц из-под ног, швыряя Рершера к обломкам и придавленным телам. Вновь удар, и щель родилась перед ним. Шаг, дрожь и с болью, резкой до слепоты он понёсся к взлетавшим обломкам дороги. Мягкие костюмы спасли Рершера от смерти, смягчив удар, но крик ужаса вырвался из его горла. Попытавшись встать, он не смог. Правая стопа его завернулась, застыв и разрывая тело изнутри сломанными костями. Ладони Рершера заскользили в крови, земля дрогнула и согнулась, покатив его тело следом за кучей остальных, под тень падавшего дома.
— Нет! — он закричал, дёргаясь и вырываясь от смерти. — Дерьмо! Нет, нет! О, Пустота! Я не могу, нет! Звеифель!
Грохот гибнувшего дома заглушил вопль всего мира. Частый стук шагов мгновенно врезался в слух. Движение, тяга. Нависшая тень взвилась и рухнула позади Рершера, обратив мертвецов в ничто. Он всё ещё кричал, не в силах шевельнуть ногой. Мёртвой хваткой липкие руки его держали два свёртка.
Кроваво-слезящееся лицо его повернулось в поисках спасителя. Тонкие четыре руки удерживали Рершера, чёрно-золотой шлем поблёскивал над ним. Он повёл ноющими глазами, прикусив губу, заставляя себя молчать перед спасшим его семиолоидом. Заставляя себя не привлечь ещё больше внимания вставшего перед ним гвардейца.
***
И от страшнейшей катастрофы миру пришлось прийти в себя. Излишняя роскошь — переживать, скорбеть, заменять свой долг болью. Не в последний раз жители брели по развалинам, обходя неудачливые тела. Не в первый раз они переживали ужас, что преследовал их всегда, и останется с ними до их смерти.
Однако смирение других лишь мешало ей. Она залетела в первый же транспортник, что двинулся над руинами после землетрясения. С безумной скоростью машина неслась над побитыми домами. Улицы обратились красно-каменной смесью, раздробленной обломками зданий и рухнувшими мостами. В потоке мелких образов она замечала блестевшие чернотой плащи, носившиеся то тут, то там. Они. Те, мысль о ком изменила её мужа. Слуги Империи,
Звеифель же волновалась лишь об одной жизни.
В очередной раз транспортник сошёл с маршрута, остановившись под руинами. Следующий пункт посадки в безумных десяти уровнях от неё.
Выскочив из устройства, Звеифель устремилась кверху, платформе, лишь бы продолжить путь. Умершая связь и обрушившаяся под скальными ударами сеть мешались, напоминая, что связаться с мужем она не в силах. И тысячи раненных глаз следили за шагами её, кололи взглядами, коря, что жива и цела она, хоть он мог уже и погибнуть.
— Он жив, жив…
Задрав голову, Звеифель приметила путь, ведущий к скривлённой платформе. Одна покорёженная лестница обвивала иную, уползая через обломки зданий. Только вверх, только к нему осталось стремиться. Наверх, где должен ждать свет. Там должен ждать и он, рядом с ней.
Увязнув в мыслях своих, Звеифель споткнулась о растянувшееся тело и врезалась в нечто твёрдое. Чёрный блеск оторвал её от страхов и мыслей.
— Вы ранены? — спросил гвардеец через переводчик.
— Lei, — невольно выпалила она. — Нет.
Мгновенное сомнение со страхом пали в её голове от рождённой мысли.
— Скажите, прошу, есть ли информация об этом человеке? — раскрыв ладонь перед гвардейцем, Звеифель активировала сделанное когда-то изображение мужа, что держал её за руку.
— Вы запрашиваете данные о смерти?
— Я… — холод сжал горло, глаза дрогнули от вида Рершера, от того, сколько времени минуло с их счастливых дней вместе. — Скажите, есть ли он среди раненных? Cреди других?
Отчаяние губило рождённые слова. В ней росла боль, рос гнев. Мгновения и дни проведённые с ним мелькали в памяти, пожираемые Пустотой, губя их. Убивая их. Убивая всё, что было прежде. Кто-то будто сломал их. Не Рершер. Не его была вина.
— Это всё он, — прошипела Звеифель, сдавив зубы.
— Прошу успокоиться, — семиолоид приложил руку к загнутому шлему. — Данных нет. Либо тело не нашли, либо Рершер Тонмалис жив.
— Это, этого достаточно.
— Берегите себя. Да хранит вас взор Его и Их.
— Благодарю, да, хранит он вас.
Отбросив невнятно привычную фразу, она обогнула гвардейца, стремясь дальше вверх. Звеифель бежала через тела, бредущие и лежащие под ногами, мрачные, слабые. Невольным взором она искала среди них одного, но видела только чужие глаза и лица, отвечавшие на её взгляд. Непонимающие и слабые, дикие ей, те, что привыкли к этому миру, что готовы были сегодня умереть.
— Прочь, не думай! Он жив!
Она врезалась вновь, и ещё и ещё раз, вглядываясь в тех, кто оказался на её пути: люди, да семиолоиды, что брели между руин. Верные жители этого мира. Не те, кто приняли бы в своем доме врага.
Шаг и последний вздох, за которым она ощутила удар фальшивого ветра. Сияющая среди скал платформа встретила её видом мёртвого города и толп, ползущих по низинам. Звеифель приметила фиантиз, блеснувший за тенью тонких домов.
Закрыв глаза, она сжала кулаки и вновь представила Рершера, их дом, их мечту, их мир, что не должен рухнуть.