Рассвет
Шрифт:
— Смотри-ка, Граф беспокоится, когда я кашляю, — сказал Тимми.
Собачонка сидела в ногах кровати и переводила блестящий взгляд со своего маленького хозяина на Тома.
— Знаешь, он мой лучший друг… после тебя, конечно.
— Ну, я тебе не только друг, но и брат, а это больше.
Выпив молоко, Тимми обхватил колени руками и выжидательно посмотрел на Тома. Тот понял, что Тимми желает доверительной беседы.
— У тебя есть девушка, Том? — спросил Тимми.
— Ну, в каком-то смысле есть, а в
— Это плохо, Том, заведи скорее.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что у меня есть девушка, — прошептал Тимми в ухо Тома. — Только обещай никому не рассказывать.
— Обещаю, — торжественно сказал Том.
— Ее зовут Мэри Бэт. Я каждый день сажусь на ленч за ее стол.
— Да-а?
— Да, она меня приглашает.
— Ну, что ж, у нее недурной вкус, если она тебя приглашает. А она хорошенькая?
— Самая хорошенькая в классе! Она потрясающая, Том! И одевается потрясающе.
— А какие у нее волосы?
— Каштановые. С золотистым отливом.
— Я бы хотел посмотреть на нее, Тимми.
— Ну приходи на наш выпускной вечер. Папа и мама всегда приходят, и ты можешь, если захочешь.
— Конечно, захочу!
Такое маленькое бледное личико с задумчивыми глазами — мамиными глазами. Том раньше не замечал этого, а теперь вдруг осознал, что у обоих — глаза мечтателей, которые думают о чем-то своем, даже когда говорят с вами. Но ведь все говорят, что и Том похож на мать. И на отца тоже.
Тимми зевнул, но ему не хотелось отпускать Тома.
— Папа подарил мне новую игру, посмотри.
— Ты на часы посмотри, а в игру поиграем завтра! Как ты себя чувствуешь?
— Отлично.
— Ну, тогда спокойной ночи, до завтра.
Том сидел в своей кровати и читал «Протоколы сионских мудрецов». Это был репринт старинной книги, и Робби уверяла Тома, что все написанное там — чистая правда. Там говорилось, что евреи посылали в каждую страну старого мудреца, который подготавливал осуществление в этой стране господства евреев, которое потом должно было утвердиться на всей планете.
Том засомневался. А, может быть, это и правда. Ведь сколько всяких владений у евреев только в их городе. Половина больших магазинов и лавок — ювелирных, магазинов одежды, обуви, спортивных товаров. В кардиологическом отделении больницы, где в прошлом году делали операцию тете Лилиан, заведующий был еврей. Всюду встречались эти люди, занимающие важные посты, живущие в роскоши.
— Нет, — уверял он себя, — в этой книге изложены правдивые факты. Просто люди их не знают. Папа, конечно, знал эти факты. Но он был занят работой,
Он поднял руку, чтобы выключить торшер, и увидел на своем столе в вазе пышную красную розу. «Какая красивая… мама срезала ее к моему приезду, — подумал Том. — Она пошла в сад и срезала ее».
«…Нет, я не должен был так говорить за обедом. Это огорчило маму. Может быть, не надо было оставлять в своей комнате ни книги о Гитлере, ни даже фотографии Джима Джонсона». Эти вещи появились в его комнате, когда он начал спать с Робби. Тогда началась его взрослая жизнь. Он растянулся в кровати, расслабив каждый мускул своего тела, и вдруг ощутил сладкую боль в чреслах, представив рядом с собой гибкое тело прижавшейся к нему Робби.
«А Тимми, — подумал он, — наверное не узнает этой пронзительной сладкой боли, радости и печали земной любви».
За окном летняя ночь звенела стрекотом сверчков, как звенела тысячу лет назад. А на другой планете, вращающейся вокруг другого солнца, другие существа наполняют ночь своей музыкой. «Ученые говорят, что после гибели жизни на планете останутся одни насекомые. Тараканы? Пф-ф… сносно. Ну а сверчки вообще — симпатичные создания. Всю ночь они стрекочут под моим окном…». Он заснул.
Лаура сидела, задумавшись, на неосвещенной террасе, пока не послышался шум колес подъезжавшей к дому машины. Заперев машину в гараже, Бэд прошел на террасу по росистой лужайке.
— Эй, почему ты здесь?
— Ничего, просто не хочется спать.
— Сидишь одна. Что случилось?
— Право же, ничего.
— Я тебя знаю. Чувствую, если что-то с тобою не так.
Так оно и было, но не пускаться же ночью в объяснения. Да Лаура и не хотела посвящать в свои настроения Бэда. И потом — она устала… Ах, как она устала…
— Как прошло твое собрание? — спросила она Бэда, не отвечая на его вопрос.
— Превосходно. Хотя слишком затянулось для воскресной ночи. Что поделаешь, люди любят сами себя послушать. — Он поцеловал ее. — Да у тебя новые духи. Как они называются?
— «Белые плечи».
— О, твои белые плечи… И белая грудь… И все остальное… А знаешь, я проголодался. Сделай мне сэндвич.
Кухня, как и весь дом, была предназначена для большой семьи. Фарфоровая посуда в буфете — тонкий китайский фарфор, сияющие медные кастрюли на полках до самого потолка, две плиты — электрическая и редко используемая, но начищенная до блеска, старинная, отапливаемая углем. Аккуратная связка дров, приготовленная в углу для растопки камина в зимние вечера. Кружевная паутина вьющихся растений на окне.