Райская лагуна

Валенти Сюзанна

— Дай мне закончить, придурок, — рявкнула я на него, и он невинно поднял руки, переводя взгляд на воду, прежде чем снова опустить руку на мое бедро, его пальцы сдвинули материал моих спортивных штанов и прижались к моей коже.

— В тот день я так чертовски сильно хотел поцеловать тебя по-настоящему, — сказал Джей-Джей, когда мой взгляд снова встретился с его. — Я был таким глупым ребенком. Я так долго тебя жаждал, а ты смотрела на меня и ждала поцелуя, и я просто… растерялся.

— Я хотела, чтобы ты поцеловал меня тогда, Джонни Джеймс, — сказала я, вспоминая, как бешено колотилось мое сердце, а ладони стали потными, как я смотрела на его губы и чувствовала в себе боль из-за

чего-то, что я отрицала и боялась с тех пор, как обнаружила это. — Я так сильно хотела, чтобы ты меня поцеловал, что мне казалось, я вот-вот лопну, если ты этого не сделаешь. Так что если ты был влюбленным мальчиком, то это было не так уж плохо, потому что я так любила тебя, что иногда это причиняло боль. Я так любила тебя, что за десять долгих лет так и не смогла забыть тебя. И с самого первого момента, когда я снова увидела тебя, я снова захотела тебя. Потому что, несмотря на то, сколько женщин было после меня, ты был моим первым. Весь мой. И когда я отдала тебе свое тело, это не было какой-то гребаной игрой или трюком, или даже просто пустым актом похоти. Это были мы с тобой, Джей. Пожалуйста, скажи, что для тебя это все еще что-то значит.

Он нахмурил брови, как будто ему все еще было трудно в это поверить, и мое сердце сжалось при мысли об этом.

— Я не хотела этого, Джей-Джей, — сказала я, удерживая его взгляд, и то, как он смотрел на меня, заставило всю боль внутри меня обостриться, потому что я видела ее и в нем и знала, что именно я была той, кто вложил ее в него. — Я только хотела уберечь тебя. От Шона, от боли, которую вы причиняли друг другу, и больше всего от меня. Я не хотела, чтобы ты потерял из-за меня все то хорошее, что у тебя было.

Джей-Джей смотрел на меня, впитывая мои слова, его рука была прижата к моей груди, в то время как мое сердце продолжало отбивать ритм исключительно для него.

— Ну, тогда ты чертова идиотка, красотка, — яростно сказал он, в словах прозвучал гнев, и его взгляд стал пристальнее, а золотистой оттенок в глазах вспыхнули от силы его слов. — Потому что единственное, чего я боялся в своей жизни, — это потерять тебя. И я не могу сделать это снова. Не смогу. Может быть, я был бы готов пожертвовать всем, что у меня есть, чтобы удержать тебя, но это гораздо лучше, потому что если ты будешь принадлежать мне и моим братьям, то, думаю, у нас действительно может быть будущее, где мы снова будем по-настоящему счастливы. И я просто хочу увидеть, как ты улыбаешься, как раньше.

Когда его рука сжалась в кулак и он притянул меня к себе за ткань моей толстовки, я подчинилась более чем охотно.

Его губы прижались к моим, и из моего горла вырвался стон, как болезненное, горькое облегчение от того, что он все еще хотел меня такой, что я все еще была ему нужна. Наши губы двигались вместе, сначала почти нерешительно, пробуя на вкус, ощущая, исследуя реальность нашей любви друг к другу, прежде чем тонкая грань нашей сдержанности лопнула, и он оттолкнул меня назад, навис надо мной и поцеловал глубже.

Я растаяла для него, облегчение и благодарность, и столько ночей тоски по нему, когда я была одна в этом мире, все смешалось воедино, пока я не почувствовала, что не смогу дышать, если он не будет рядом со мной. Джей-Джей застонал в нашем поцелуе, его губы приоткрылись, а язык начал ласкал мой медленно и требовательно, отчего у меня задрожали колени, когда он показал мне, как сильно хочет меня, ничем, кроме своего рта.

Раньше я лежала одна в любой постели, которую могла назвать своей, и думала о своих мальчиках, о том, как ощущались бы их поцелуи на моих губах или как их тела разрушали бы мое.

Но ни одна моя фантазия не могла приблизиться к реальности.

И когда Джей-Джей захватил мое дыхание поцелуем, таким чертовски полным любви и эмоций, клянусь, я снова разбилась. Но на этот раз мои осколки не были острыми и хрупкими, способными порезать и причинить боль, все они были с мягкими краями и жидким шелком, которые, казалось, соединялись друг с другом более плавно, чем когда-либо прежде.

Этот поцелуй стал обещанием между нами. Концом и одновременно началом. Мы перестали быть детьми, которые слишком боялись любить вот так. И мы перестали быть измученными, обиженными взрослыми, в которых эти дети выросли друг без друга. Здесь было наше место, и больше не было смысла прятаться от этого, страдать из-за этого или, черт возьми, бояться этого.

Он зажег меня и заставил гореть, а я добровольно бросилась в это пламя и умоляла его поглотить меня.

Когда он отстранился, оставляя меня задыхающейся и нуждающейся под ним, а мою плоть, жаждущую новых его прикосновений, я увидела любовь в его глазах. И когда он положил свою руку на руку Чейза, которая все еще сжимала мое бедро, я поняла, что он имел в виду. Он был полностью согласен, если я была согласна. Если мы будем вместе.

Я повернула голову, моя грудь все еще вздымалась от поцелуя, а взгляд блуждал по выражению лица Чейза в темноте, и я не нашла в нем ни злости, ни обиды, ни чувства предательства, только желание и потребность его самого и отражение всех моих собственных шрамов в боли, которая жила внутри него.

— Мы опаздываем, — проворчал Чейз, облизывая губы и притягивая мой взгляд к своему рту так, что мой голод по этим парням начал выходить из-под контроля. Я хотела притянуть его ближе, притянуть их обоих и показать им, как сильно они мне нужны.

Но как только мысль об этом пришла мне в голову, и мои трусики начали становиться влажными от возбуждения, звук голоса Шона зазвенел у меня в ушах. Обвинения, которые он бросал в мой адрес, и следы, которые он оставил в моей голове.

Я чуть вздрогнула, но они это увидели: они оба напряглись по обе стороны от меня, как будто я закричала, а не содрогнулась, и Джей-Джей откинулся назад, выдыхая и кивая, как будто соглашался, хотя я не сказала ни единого чертова слова.

— Пойдем, — предложил он, протягивая мне руку, когда встал, и даже не потрудился попытаться скрыть то, как его член натянул спортивные штаны, словно гребаный левиафан, жаждущий полакомиться девственными душами.

— Извините, — пробормотала я, позволяя ему поднять меня, и Чейз тоже встал.

— Не за что извиняться, — прорычал Чейз, беря меня за подбородок своей мозолистой рукой и заставляя посмотреть в его разноцветные глаза. Я знала, что сейчас он слеп на один глаз, но что-то в том, как бледный шар, казалось, смотрел прямо внутрь меня, заставляло меня чувствовать, что он может видеть мою душу, даже если не может видеть моего лица. — Если ты можешь смотреть на мои увечья, не вздрагивая, значит, ты сможешь справиться и с тем, что сделал с тобой этот ублюдок. Не позволяй ему заставлять тебя чувствовать себя так, малышка. Никогда.

— Хорошо, — выдохнула я, желая, чтобы все было так просто, и он вздохнул, потому что знал так же хорошо, как и я, что это не так.

— Мы с тобой, красотка, — добавил Джей-Джей, увлекая меня за собой, продолжая держать меня за руку, и Чейз тоже обнял меня за плечи.

— Я тоже с вами, — ответила я, и Чейз улыбнулся, поцеловав меня в макушку, когда мы вошли внутрь.

Я прищурилась от света в спальне после ночной темноты, но после того, как немного поморгала и позволила мальчикам вести меня дальше, мои глаза снова привыкли.